Вот так же встану под дождём.
И та же стрелка круг замкнёт,
И поезд — снова тот…
И я стою.
И свет стоит.
И дождь.
И даже этот ритм.
Как будто пущен фильм кольцом:
Начало склеено с концом,
Как будто осуждён всегда
Встречать пустые поезда.
А завтра я приду опять
Пустые поезда встречать…
20–22.
ТРИ СОНЕТА
ХЛЕСТАКОВ
Нет, в городке его никто не ждал.
Он сам себя не ждал в подобной роли.
Мы все порой бывали поневоле
В чужих ролях. Но не всегда скандал
Нас в этих случаях сопровождал,
Хоть мы не меньше чепухи пороли,
Но не хватало нам, как видно, соли,
Которую ему сам Гоголь дал.
Так мы бесцветно, так мы пресно жили,
Что даже ругани не заслужили
В благословенном царстве дураков,
Где ни на грош ни славы, ни позора,
Где каждый ждет прихода ревизора,
И каждый сам отчасти Хлестаков.
66-ОЙ СОНЕТ ШЕКСПИРА
(в некоторых изданиях "Гамлета"
этот сонет поставлен как пролог)
Невыносимо всё! Я смерть зову,
Я вижу — в нищете достойный бьётся,
Ничтожный предаётся торжеству,
Коварство над доверием смеётся,
Блеск почестей бесчестье золотит,
И грязь ведёт торговлю женской честью,
И совершенство стонет от обид,
И низость на весьма высоком месте,
И власть искусству затыкает рот,
И тупость указует путь науке,
И откровенность глупостью слывёт,
И зло добру выкручивает руки,
Невыносимо всё. Умру, усну…
Но как тебя оставить здесь одну?
УСТАЛЫЙ СОНЕТ
Как я устал, как дьявольски устал!
Лежу в постели и читаю книги,
А цезаря тяжёлые калиги
Уже гремят в гранитный пьедестал.
Ещё ступенька, две — и вот он встал,
И листьями посыпались интриги,
И снова мародёры и сквалыги
Толпятся в предвкушении поста.
Минуты шарят у души в карманах,
Год практикуется на барабанах,
А каждый день — как мелкий спекулянт…
Я б отдохнул, когда б не эта малость:
Век продаёт нам право на усталость,
Но в шейлоковский смотрит прейскурант!
23–24.
ПОСЛЕ ПЕРВОГО МАРТА
Марку Альтшуллеру.
ЛЕТО 1881
Ночь, для чего ты белая?
Ночь, почему не рваная?
Ночь, ты всё та же целая,
Перинная, диванная…
Считает Питер ложечки
На буднях и на праздниках,
Лежат в карманах ножички
У васинских лабазников;
Фонарь поблёк — фонарь, дрожи,
Верь, суеверец, в сон и в чих!
Острят — и щупают купчих,
Острят на выборжцев ножи.
Не забредай на Выборгскую —
Прибьют и в Невку выбросят!
Кто там невнятно и угарно
Гитарно ноет за стеной:
"..А ва-асинскiе парни
Кричатъ: "Чеснокъ, постой!"
Чеснокъ остановился,
Они его кругомъ.
— Вы бейте чъмъ хотите,
Но только не ножомъ!…"
А охтинские пустыри —
Хаос развалин и зари…
В Рыбацком пышет самовар
Среди соломенных перин —
Зван, иль не зван — пирог румян,
Пьян иль не пьян — бери стакан,
Сиди и жри, крути роман…
А Питерская сторона?
Ах, питерская сторона —
Опять — ни отдыха, ни сна:
Гармошку в лапы,
В картуз — гвоздику,
Каблукам ладно
По мостовой гвоздить!
А веку — чуть за восемьдесят лет.
Ещё ни Блока, ни "Возмездья" нет…
Век отупел, век сед и крив…
Так сколько ждать тебе, Залив,
И ставить после бурь заплаты,
И, берег низменно залив,
Мечтать о времени расплаты
За этих двух, погибших зря —
За террориста и царя?
…Труба.
На рейде в пламени заката
Крестами мачт взмолились корабли…
—-----
Шлагбаум полосат как чёрт.
Будки — белые с чёрным.
И на вёрстах, ведущих Россию к чёрту,
Оба цвета разрезаны чётко —
Может, скоро на флаг попросится
Чёрно-белая чересполосица?
И ходят будо-чни-ки, хра-ня
Чере-дованье ночи и дня:
Недаром будки их — по-ло-саты:
Чёрное, белое — и конец:
От-мене-ны и рассветы, и закаты…
Ночь или день!
И кажется полосатым
Самого Обербудочника дворец
А в крепости ворота полосаты,
Как будто арестантские халаты,