И свиные хари — добрым людям на страх,
В Нотр-Дам химеры — матерящийся камень…
Славное кощунство есть в готических церквах.
176.
1 января 1999 г.
К скульптуре Ресипона
Предпоследний в дурацком столетье уже начинается год.
И на крыше Большого Дворца, как кривую зелёную птицу,
Над скруглённым углом и над серой рекой, изготовясь на взлёт,
Взбеленил на дыбы Аполлон эту бронзовую колесницу.
Раззолоченный купол среди фонарей Аполлону не снится:
Над парижскими острыми кровлями он начинает полёт,
И прожектор за ним белый след в направлении Аустерлица
Прорывает тоннелем сквозь ночь, как огромный взбесившийся крот.
Аквилон над мостом Александра январские листья несёт,
И вдогонку за ними какие-то узкие, талые лица
Мимо бледных тройных фонарей пробегают, боясь опалиться,
А за ними, как шлейф, над водой лезет запах гниющих болот.
Так, сквозь строй фонарей, этот мост к бонапартову гробу ведёт,
И на тучи отброшена тенью кривая зелёная птица…
Может солнцу удастся хоть утром сюда сквозь туманы пробиться,
Чтоб четыре коня не казались орлом, что столетья клюёт…
Сентябрь 2001 г.
177.
НА МЕСТЕ НОТР-ДАМ…
"Здесь римский полководец Юлиан был провозглашён императором. Позднее его прозвали Отступником за то, что он отказался от христианства, уже основательно тогда утвердившегося в Риме, и на период своего правления вернул Империи всех античных богов"
"Хроники Парижа".
Солдатская латынь бродяги Юлиана
Звучала тут, где чуть не тыщу лет спустя
Вознёсся каменный готический костяк
Во славу Одного небесного тирана.
А Юлиан вернул богов и пренебрёг
Единым Господом — хоть был он император:
Ведь чтоб вернуть Олимп стать надо демократом,
Тоталитарный дух и есть единый Бог!
Как возвратить тот мир, где не сочтёшь дриад? -
У каждой признаки и право божества —
Но козлоногий Пан не лезет править морем,
И пьяный Дионис не посещает ад,
Зато — божественны хоть ветер, хоть трава,
Не верящие в бред о монопольном вздоре…
2000 г.
178.
…Только латынь колокольного голоса.
День, кончаясь, прячется от всего,
Один на один остаёшься с городом
Лицом к лицу —
Никого.
Так послезакатная, так пустая
Наползает сумрачность, так
Отблески от стёкол отлетают, тают,
Льются в наползающий мрак.
Полночь.
Полно же удивляться, приятель,
Если в уличном, многолюдном,
Затуманился ты, завертелся некстати
В смеси фонарного света с лунным.
Льётся латынь колокольного голоса,
Литой литании холодная бронза:
Голодно голый
Колотится колокол —
Полно:
Поздно.
Крыши и деревья голые, сонные.
Им, наверное, всё равно
То, что в колокольнях накопились звоны,
А звонить-то некому давным-давно…
2001 г.
179.
ЭЛЬСИНОР
1.
Под эспланадой, где призрак разгуливал,
Ловят на удочки камбалу.
Пахнет сосной и тмином на улицах
Датского берега тут на углу
Швеции с Данией.
Лебеди в море
Качаются, молчаливые, скромные,
Клювы пачкают (думают, что моют),
Их гоняют дизели разных паромов,
Дым солярки ложится на скалы тёмные…
Балтика справа, а Северное — в другую сторону:
Вода остается водой, и землей — земля,
И Офелия занята, как всегда, вздором:
Бредёт за травками в перепаханные поля…
2.
"… Вот в чём вопрос!"
Гамлет
…Итак, Офелия занята всё тем же вздором:
Бредёт за травками в перепаханные поля.
А принц матерится
над заглохшим подвесным мотором:
Всё, мол, интриги дядюшки-короля…
Но мать-королева так прекрасна!..
И Гамлет мучительно ищет ответ
На главный вопрос:
Почему, неясно,
С деверем можно, а с сыном нет?
180.
КОКТЕБЕЛЬ
Тут незачем мерить пространство
От солнца до жёлтой глины,
Отсюда в странствие странствий
Уходят сухие долины,
Холмы без следа растений,
Роняя кофейные тени,
Единственный цвет хранят: