Выбрать главу

Ветер и вереск.

Вереск и ветер;

В яркой колючке

Жёлтым цветущей

Неистребима

Память о лете —

Вереск лиловый

И вездесущий.

Вереск и ветер,

Ветер и вереск,

В вереске ветер

Жёлто-лиловый,

И не пройти там,

И не поверить:

Ланды пустынны.

С неба — ни слова.

Pointe de Dinan, Bretagne

190.

БРЕТОНСКИЙ НАТЮРМОРТ

В жёлтом хаосе низкого дрока

Между клумбами синих гортензий

Бродит ветер морской, нетрезвый,

И скрипят деревянные кресла.

А какой-то — в рыбацкой шляпе,

За столом, среди синих гортензий,

Пьёт, квадратную девку облапив.

До чего ж она некрасива!

…Парусина. Свитер. Палитра.

Чашки глиняные тёмно-синие

И шуршанье жёлтого сидра…

Некрасивы и чашки эти,

И кувшин, и аляповатый

Мнущий кучи гортензий ветер,

Будто синие клочья ваты,

Некрасивы на блюде мидии —

Всё, что смотрится поодиночке…

А вот если вместе увидеть —

Тридцать строк в единственной строчке! -

Этот стих остановит мгновенье

И подарит девке сиянье,

Он погасит и ветер нетрезвый,

И сердитого сидра шуршанье.

Озарятся клумбы гортензий,

Заблестит чёрно-розовым блюдо

От креветок и лаковых мидий,

Расцветёт в цветнике посуды

Вечер цвета заплаканной меди!

Landevennec, 2002 г.

191.

СКАЗАНИЕ О ДРЕВНЕМ БРЕТОНСКОМ ГОРОДЕ ИС,

О НЕЧЕСТИВОМ КОРОЛЕ ГРАЛЛОНЕ И ЕГО МОРСКОМ КОНЕ,

О ПРИНЦЕССЕ ДАХУТЕ И О РЕСТОРАНЧИКЕ В ПОРТУ ДУАРНОНЭ

Вадиму Каплуновскому

(для голоса и шарманки)

В устье реки, в начале океана

Разнокалиберные мачты торчат.

Яркие машины в слезах тумана

По краям порта запаркованы в ряд.

Если с чёрных скал над заливом Дуарнонэ

В лунную полночь смотреть вниз,

Говорят, померещится в заливе на дне

Затопленный город Ис.

А может, и вовсе он был не тут,

А за мысом — где берег особенно крут…

Но если забраться на самую верхотуру

Холма над портом Дуарнонэ —

Руины городских стен,

Романскую церквушку,

Обломки дворца,

Заплетённую водорослями скульптуру

В тихую погоду видно на дне…

*

Когда-то тут правил король Граллон,

Дочь Дахута была у него.

Говорили — она, мол, русалочья дочь,

Вот и молода оттого…

Кто её мать, сколько ей лет,

Едва ли знал и король…

Но не вянул шиповника розовый цвет

В волосах её, чёрных как смоль.

И два любовника было у ней:

Один — сам отец, Граллон,

А другого не видел никто из людей —

Но со страхом шептали: "Он".

Был Ис обнесён высокой стеной,

И дважды в сутки прилив

Окружал неприступную стену волной,

Равнину вокруг затопив.

Но ворота, в которые билась вода,

Были на ключ заперты,

И король клал ключи под подушку всегда

С наступлением темноты.

В объятьях дочери засыпал Граллон,

И заполночь, нетерпенья полна,

Ключи, не нарушив отцовский сон,

Вытаскивала она.

Только однажды Тот, Другой,

Опоздал, а принцесса ждала.

Повела она гостя в свой покой,

Но спешила так, что дрожащей рукой

Калитку не заперла…

Время за радостями пропустив,

Дахута, в глухом в полусне, -

И не заметила, что прилив

Уже подошёл к стене.

Не увидев, как сдуло со стула платье,

Спохватилась она, лишь когда

Золотые туфельки из-под кровати

В окно унесла вода.

И волну ощутив с холодной тоской,

Увидала Дахута сквозь сон:

Растаял любовник в пене морской,

А в спальню вбежал Граллон!

На руках её вынёс из башни пустой,

Положил поперёк седла —

Вдруг лодка с площади городской

Епископа принесла.

Белый конь морской — в воде по колена,

Граллон уже в крепком седле,

И плевать ему на крик разъярённый

Епископа Гвеноле:

"Брось ведьму, грешник, — и город спасёшь:

Помолюсь — начнётся отлив!"

Но король на скаку ему крикнул: "Лжёшь!" —

В лодку плетью свалив.

Копыта били ночную волну,

Ложились воды пластом,

Ржаньем конь разрывал тишину,

Пену сбивал хвостом,

И разлеталась пена кругом:

И дороги он не искал,