Ветер и вереск.
Вереск и ветер;
В яркой колючке
Жёлтым цветущей
Неистребима
Память о лете —
Вереск лиловый
И вездесущий.
Вереск и ветер,
Ветер и вереск,
В вереске ветер
Жёлто-лиловый,
И не пройти там,
И не поверить:
Ланды пустынны.
С неба — ни слова.
Pointe de Dinan, Bretagne
190.
БРЕТОНСКИЙ НАТЮРМОРТ
В жёлтом хаосе низкого дрока
Между клумбами синих гортензий
Бродит ветер морской, нетрезвый,
И скрипят деревянные кресла.
А какой-то — в рыбацкой шляпе,
За столом, среди синих гортензий,
Пьёт, квадратную девку облапив.
До чего ж она некрасива!
…Парусина. Свитер. Палитра.
Чашки глиняные тёмно-синие
И шуршанье жёлтого сидра…
Некрасивы и чашки эти,
И кувшин, и аляповатый
Мнущий кучи гортензий ветер,
Будто синие клочья ваты,
Некрасивы на блюде мидии —
Всё, что смотрится поодиночке…
А вот если вместе увидеть —
Тридцать строк в единственной строчке! -
Этот стих остановит мгновенье
И подарит девке сиянье,
Он погасит и ветер нетрезвый,
И сердитого сидра шуршанье.
Озарятся клумбы гортензий,
Заблестит чёрно-розовым блюдо
От креветок и лаковых мидий,
Расцветёт в цветнике посуды
Вечер цвета заплаканной меди!
Landevennec, 2002 г.
191.
СКАЗАНИЕ О ДРЕВНЕМ БРЕТОНСКОМ ГОРОДЕ ИС,
О НЕЧЕСТИВОМ КОРОЛЕ ГРАЛЛОНЕ И ЕГО МОРСКОМ КОНЕ,
О ПРИНЦЕССЕ ДАХУТЕ И О РЕСТОРАНЧИКЕ В ПОРТУ ДУАРНОНЭ
Вадиму Каплуновскому
(для голоса и шарманки)
В устье реки, в начале океана
Разнокалиберные мачты торчат.
Яркие машины в слезах тумана
По краям порта запаркованы в ряд.
Если с чёрных скал над заливом Дуарнонэ
В лунную полночь смотреть вниз,
Говорят, померещится в заливе на дне
Затопленный город Ис.
А может, и вовсе он был не тут,
А за мысом — где берег особенно крут…
Но если забраться на самую верхотуру
Холма над портом Дуарнонэ —
Руины городских стен,
Романскую церквушку,
Обломки дворца,
Заплетённую водорослями скульптуру
В тихую погоду видно на дне…
*
Когда-то тут правил король Граллон,
Дочь Дахута была у него.
Говорили — она, мол, русалочья дочь,
Вот и молода оттого…
Кто её мать, сколько ей лет,
Едва ли знал и король…
Но не вянул шиповника розовый цвет
В волосах её, чёрных как смоль.
И два любовника было у ней:
Один — сам отец, Граллон,
А другого не видел никто из людей —
Но со страхом шептали: "Он".
Был Ис обнесён высокой стеной,
И дважды в сутки прилив
Окружал неприступную стену волной,
Равнину вокруг затопив.
Но ворота, в которые билась вода,
Были на ключ заперты,
И король клал ключи под подушку всегда
С наступлением темноты.
В объятьях дочери засыпал Граллон,
И заполночь, нетерпенья полна,
Ключи, не нарушив отцовский сон,
Вытаскивала она.
Только однажды Тот, Другой,
Опоздал, а принцесса ждала.
Повела она гостя в свой покой,
Но спешила так, что дрожащей рукой
Калитку не заперла…
Время за радостями пропустив,
Дахута, в глухом в полусне, -
И не заметила, что прилив
Уже подошёл к стене.
Не увидев, как сдуло со стула платье,
Спохватилась она, лишь когда
Золотые туфельки из-под кровати
В окно унесла вода.
И волну ощутив с холодной тоской,
Увидала Дахута сквозь сон:
Растаял любовник в пене морской,
А в спальню вбежал Граллон!
На руках её вынёс из башни пустой,
Положил поперёк седла —
Вдруг лодка с площади городской
Епископа принесла.
Белый конь морской — в воде по колена,
Граллон уже в крепком седле,
И плевать ему на крик разъярённый
Епископа Гвеноле:
"Брось ведьму, грешник, — и город спасёшь:
Помолюсь — начнётся отлив!"
Но король на скаку ему крикнул: "Лжёшь!" —
В лодку плетью свалив.
Копыта били ночную волну,
Ложились воды пластом,
Ржаньем конь разрывал тишину,
Пену сбивал хвостом,
И разлеталась пена кругом:
И дороги он не искал,