В любые трещинки оно вотрётся, в любые раны…
В Париж вернёшься — в тебе мистраль, а кругом туманы,
В Париж вернёшься — мистраль с тобою, и не стихает,
И время пойманное застревает между стихами!
2002 г.
218.
АНДАЛУЗСКАЯ ПЕСЕНКА
Памяти Булата Окуджавы
Лошадки в Кордове
мотают мордами,
Пролётки чёрные, как пух легки,
Ободья медные — по камню, бедные,
Колёса алые, как языки.
Лошадки белыми колышут гривами!
Ты всё так правильно предусмотрел:
Их разглядеть могли одни счастливые,
Те, кто не на цепи
и не у дел!
Среди стукачества, среди напраслины,
Среди соседей и —
всё ничего!
С тобой согласен я: мы были счастливы
И не зависимы ни от кого.
Засохли бублики. Плати не рублики —
Песеты мокрые, кларет сухой…
Недаром Грузия и Андалузия
Легко рифмуются между собой…
2001 г.
219 — 220.
СЕВИЛЬСКИЕ ЭТЮДЫ
1.
Вот это — башня, мост, кусты.
А там внизу — Гвадалквивир:
Толпятся цапли у воды
среди некошеной травы.
По набережной не пройти:
толкаются со всех боков!
Тут от шести до десяти
всё тот же чёртов бой быков!
Речная мутная вода —
и толпы у дверей арен…
Вот так же тут толклись, когда
Колумб снимался с якорей,
Рукой кому-то помахал,
ступил на трап — и был таков…
Ну, а севилец продолжал
глазеть себе на бой быков,
На тот же самый бой быков…
2.
На севильской ярмарке пляшут
Андалузские белые кони, и —
Над севильской ярмаркой машут
Пальмы хвостами зелёными,
В зарослях бугенвилей,
Над свалкой сыров и бутылей,
Под тентами, где подпорки —
Кощунственно шестикрылы,
На покатых плечах оборки…
Без Колумба Севилья бывает,
Не бывает её без Лорки:
И порывистый ветер играет
Не в паруса — в оборки!
Каравеллы не отплывают?
А вот женщины — уплывают,
Уменьшаясь, в аллею, в аллею,
И не оглянутся даже:
Ни о прошлом не пожалеют,
Ни о будущем не расскажут.
2001 г.
221.
СОЗДАТЕЛЬ
Артуру Вернеру
В Андалузии, на юге, в Аликанте,
В переулке, на углу, в подворотне
Разместился старый стекольщик,
Стеклодув виртуозный… А верней —
Никакой не стеклодув и не стекольщик,
А Создатель стеклянных зверей.
Он подхватывает очень странной трубкой
Разноцветный хаос палочек стеклянных
И над жёлто-синим пламенем спиртовки
Сотворяет на глазах у прохожих
Всех зверей, а иногда и человеков.
Я купил и лиловую собаку
С чёрно-белыми до полу ушами,
И лису оранжевого цвета,
И Диану с натянутым луком.
А теперь, когда я слышу: Аликанте,
Или пью вино "Аликанте",
Я опять вспоминаю человека
В жёлтом плоском берете вроде нимба,
Восседавшего на облачной подушке,
Бытие сотворявшего так просто,
Сотворявшего чистых и нечистых.
…В жёлтом плоском берете, вроде нимба…
222–228.
МОЗАИКА ОДНОЙ НЕДЕЛИ
1.
Работаю по возможности аккуратно.
(по правде говоря, не умею аккуратно.)
Как всегда
вылавливаю из бледной памяти пятна —
На бумагу их!
Прорисовываю, чтоб всё же понятно…
Вот — уже три слова вытащил из небытия!
Запятые их пригвоздят, но —
Два из них — раз, и обратно!
Ищу ещё:
Необходимо это…
А, кстати, правда ли, что завтра — конец света?
2.
Первому веку глянуть в лицо:
Юнон не бронзовых прелести,
Усмешки лысых мудрецов,
Цезарей крутые челюсти.
Им, кто Республику пропил,
На хвост не насыплешь соль:
Стекляшки в калейдоскопе —
Вот она, вся их роль.
Ну, а матроны, которые…
Впрочем, чёрт с ними, с матронами —
Но зачем унитазы Истории
Стыдливо зовутся тронами?
3.
Дыры:
память моя —
ломтик швейцарского сыра,
Источник
слов, самых точных —
бездонный, как биллиардная луза…
Да что там
флейта-позвоночник?
Сыграй на барабане пуза!
Смейся, Аристофан
как можно неприличнее,
Утопим с тобой и цитатчиков,