У конторки, в отдаленье,
как в строю, плечо в плечо,
в тихом счастливом волненье
тётя Дуся с Кузьмичом.
Так, стоят, любовно глядя.
Эта глаз, тот ус погладят.
Видят молодости дали…
Тёти Дуси, дяди Вали!
Людям вы себя отдали
без остатка, бескорыстно.
И да пусть: отныне, присно… –
сердца доброго веленье,
поколенью – поколенье!
Кепка сбита на макушку,
бьёт в лицо порыв метельный.
До чего ж сладка подушка!
Как хорош обед артельный!
Как вокруг всё интересно!
Как чудесен день воскресный!
Встать попозже крепким, сильным,
приодеться так, чуть стильно
да пройтись – ведь не монах,
ощутить всю прелесть… Ах –
стуки сердца – как вы звонки,
каблучки шальной девчонки!
19
Стёрлись боя рубежи.
Время знай себе бежит.
То уймётся, не торопит,
то сгустится, как в сиропе.
Цех, завод – родные стены.
Колобродье после смены.
Всё, что было необычным,
стало будничным, привычным.
Шире стал под лампой круг.
Всё порядком.
Только вдруг…
Всплыли, вспухли разом слухи,
липнут слухи, словно мухи,
бьют как пули, цель одна:
где-то, что-то… це-ли-на?!
И – крутнулось время шало.
Разом сникло, обветшало,
что сверкало, украшало.
Даль – когда нас устрашала?
Неизвестность, новизну –
дай попробую, лизну!
«…Здравствуй, дед! Пишу в вагоне…»
Вот те на, как просто ноне!
Долго дед шуршит открыткой,
водит стёклышком очков.
«Ну Никитка, ну ж Никитка,
посвистел – и был таков?
Ишь, «с учёбой не удалось» –
мимоходом, как про малость.
Поработал уж в заводе –
«не удалось» тоже вроде.
Всем поклоны, всем приветы.
И – «следите по газетам…»
Вот так жизнь, пошли порядки –
так себе, играют в прятки!..»
Глава IV. Целина
20
Минет время, сто лет, двести,
что там! – пусть полста сполна –
спросит внук (кто станет тестем,
кто и свёкром сразу вместе):
что такое – ц е л и н а?
Что?
Невспаханное поле?
Молодых мужанье, воля?
Битва, что войне равна?
Сердца памятные боли:
первых мирных лет страна;
поле в шрамах, иссечёно…
Распахнув глаза, галчонок
ждёт пытливо: ну же, деда!
Как ему, о чём поведать?
Про войну сказать, Победу?
Заострить о роли тыла?
(Эх, слова… Душа остыла.)
А… ведь вот как это было.
И в газетах, и в народе
то-то подняли волну!
Ну, раз так, то надо вроде
ехать всем на целину.
Что же, надо – значит, надо!
Молодые без обряда,
но с правами уж «законных»
виснут в будках телефонных:
"…Где? Когда? У них путёвка?!
А тебе? Эх, недотёпка!..»
И мелькают туфли-шпильки
(словно в очередь за килькой…).
Бьёт волна о стенки мола –
в зданье штаба комсомола.
Комсомолец? Комсомолец.
Не беда и если нет.
Важно то, что доброволец
городов и сёл-околиц.
И неважно, сколько лет –
молодой, с усами, старше.
Слесарь, повар, медик, сварщик.
Холостой, семьёй, с невестой
(разбирать о том не место).
Флегматичный, непоседа.
Чья жена – своя, соседа.
От детей сбежал, от тёщи ль.
В шик одет иль так, попроще.
Чистый глаз иль катаракта.
Знаешь, нет ли плуг и трактор,
поле, севообороты.
Рядовым был иль комроты.
Всё прошёл иль только школа.
В потолок иль рост от пола.
Всей душой иль так, с оглядкой.
Всё ли там с тобой в порядке.
Русский ты, грузин, еврей,
(хочешь – «брой», а хочешь – «брей»),
в выходной, в субботу, в среду,
утром, вечером, к обеду –
всё идут, идут и едут…
Всколыхнулось люда море!
Взбилось пеной, с ветром споря