(пена не играет роли),
и – как ртуть, сорвалась в пролив,
понесся лихой поток
по дорогам на восток!
21
Наш Никита – не отстать бы
от такой бурливой «свадьбы» –
шустро сбегал «в комсомол»,
доказал, что тоже, мол,
там он может пригодиться,
и не станет он рядиться,
(в деле ведь не так уж лют) –
будет там, куда пошлют.
Комсомольский комитет –
как отлаженный квартет:
сверху чуть труба построже –
снизу мигом вторят то же.
В комитете все согласны:
он – целинник первоклассный,
дать решенье в штаб, повыше.
На средину зала вышел,
Вроде б все свои вокруг.
Заробел, смешался вдруг:
в ряд за бархатом столов
сколько ж их сидит, «голов»,
комсомольцев руководства!
(Правда, часть от производства.)
И средь них… одна «головка».
Нет, совсем не как золовка –
как цветок, как вздох, нежна
комсомольская княжна.
То – сама хозяйка бала.
Вот легко плывёт по залу,
мило так кивнёт головкой
и вручит путёвку ловко.
Шёл по улице хмельной,
небо в красках, мир иной:
вот она, в руках путёвка!
Слышит, вслед ему с издёвкой
гоготнул, ругнулся смачно
паренёк на вид невзрачный:
"Х’рад, батрачить нанялся!..»
Весь Никита затрясся:
«Т-ты… – умнее? Порося!
Хрюкай, спи, чеши свой бок!»
И взглянул как только мог.
И пошёл своей дорогой.
Успокоился немного:
«Такова, видать, природа,
что в семье не без урода».
22
Взбудоражил всё окрест
тех целинников отъезд.
И, как водится (обычай,
вразумляй, не вразумляй), –
начинается с приличий,
а конец – одно: гуляй!
Сборы что, они коротки:
застегнуть косоворотку,
подтянуть ремень потуже,
и – желаем тебе, друже,
многи лета, многи годы!..
Собираться у завода.
А уж там, у проходной,
как в весенний выходной,
словно в праздник демонстранты:
и флажки, и транспаранты.
И оркестр играет тут же,
молодёжь асфальт утюжит.
Толкотня, веселье, шутки!
Вот плывёт начальство уткой,
все по случаю в парадном,
(как и все – «того» изрядно,
человеки ж, хоть и в свите).
Вот парторг готовит митинг,
люд вобрала круг-воронка.
Встал Никита чуть в сторонку.
«Жаль, не сбегал к Кузьмичу.
Надо будет извиниться…
Что б сейчас? Чего хочу?
Дом, село, родные лица…
И – Москва, страны столица.
Иль… покрепче похмелиться?»
«Хочешь, сходим поклониться?
Мавзолею, Ильичу?»
Тётя Дуся!..
Мысли комом –
так пахнуло родным домом!
Как она смогла понять?
Захотелось так обнять,
как несказанного друга!
Чуть земля поплыла кругом.
«…Встретим наших на вокзале.
А начальству мы сказали.
Вон Кузьмич там, у ворот».
Вот же люди! Эх, народ!..
Сердца лопнула пружинка,
бьётся мухой в паутинке.
«Я сейчас… вот… жмут ботинки».
«Эх ты, дитятко-детинка!..»
23
Кремль седой, седая даль.
Старина, святая Русь…
Так светла моя печаль,
так легка на сердце грусть.
Будет всё благословенно!
Площадь, древностью согбенна.
«Ленин» – как бы на стене.
Кремль. Москва. Страна Советов.
Русью всё зовётся это.
Ленин – всё зовётся это.
Разве жизнь дороже мне?
Счастье – ветер, переменно,
иногда не тем концом.
Но уж если не бойцом –
в главном, самом сокровенном,
никогда! – быть подлецом…
…На ветру стоят, молчат,
думой, как один, пронизан.
Поколенье Ильича.
Идеалов коммунизма.
24
Где билет? Какой вагон?
Звякнул колокол, как гонг.
Паровоз, коняка сытый,
в нетерпенье бьёт копытом,