«Курсовой… противник!» –
Залпы!
Щит в лохмотьях, конус сбит.
И, промазал иль попал ты,
лихорадка всех знобит.
«Аварийная!» – ударил
«взрыв торпеды». «Течь в борту!..»
Запах дыма, пота, гари,
привкус горечи во рту.
С трапов лётом, по-тарзаньи,
на ногах едва-едва,
с воспалёнными глазами…
Трель звонков: «Готовность – два!»
День и ночь, зимой и летом
служба крутится волчком.
Как танцовщица балета,
как скрипач с своим смычком.
Распорядок, расписанья,
тренировки по местам.
«Есть!» – рука в одно касанье,
а нога уж где-то там.
То опустит, то поднимет
на волне простых удач.
Тренировки… А за ними
дли-инный перечень задач.
Счёт задачам – как дозреют,
словно в грядке огурцы.
И над всем незримо реет
сине-бело-синий «Рцы»!
Вровень радость, огорченья,
день за днём, за годом год.
Нынче кончено ученье,
завтра – вновь корабль в поход.
34
Время – маятник-секира:
р-раз! – и жизни нет куска…
«Иванова – к командиру!
Разговор об отпусках…»
И Никита (вновь – Никита!) –
на затылок «беска» сбита,
мигом в аэропорту.
В синь рванулся мощный «Ту».
Солнце вспять, летит ракета.
Там, внизу, земляне где-то…
Отхлебнул – запить галету –
лимонадного кваску,
и уж вот он, спуск в Москву.
Ну а дальше всё знакомо –
путь-дорога та, до дому…
Ветерок ласкает бризом.
Дверь открыл, предстал сюрпризом.
Что тут было, что тут было!
(И смешно, и сердцу мило.)
Ай-я-янье, охи, ахи,
дядьки, тётки, бабки, свахи –
за здоровье, и со встречей!..
Вечен тост для всех наречий.
Ждут со службы всех в народе,
и солдат, и моряков.
Да девчата, эти вроде,
хоть и смотрят кто каков,
взглядом дарят моряков.
(Впрочем, только дарят взглядом:
если уж, дружок, ты рядом,
то – хоть будь с озёр-морей,
из солдатских лагерей –
лучше б… свадебку скорей!)
Но с войны село всё хуже.
Старики-старушки тужат:
слаб подрост, всё больше пней;
подбери-ка жену-мужа –
этим надо покрупней,
вынь да выложь тем поуже…
Тут Никита ох как нужен!
Уж задал он всем хлопот!
Со старушек градом пот.
Вот идёт он весь в нашивках,
ладный, статный морячок.
Ох, какую б тут наживку,
чтобы клюнул на крючок?
Но… не хворь ли уж какая
иль зазноба городская?
Чуть о свадьбе – воду в рот.
Не затащишь в хоровод.
Днём, когда все люди в поле,
он картошку дома полет.
Все домой, пылятся тракты –
он в ночную ладит трактор.
И весёлый, бодрый с виду,
он в душе таит обиду.
На себя, не та дорога.
На девчат, что их так много.
На село, что всё такое ж.
Разве душу успокоишь?
Эх, деревня! Жизни треть.
Что там треть, вся половина.
Будем жить – мужать, стареть,
сколь бы ни был путь твой длинным,
но деревню-пуповину,
от лукошка до овина,
память сердца – не стереть.
Дни идут, проходят годы,
жизнь не так уж весела.
Всё тучней, жирней заводы
и прозрачней вид села.
Словно клодтовские кони
не дождутся ездока:
хомутать бы их, супонить,
да… они ж без языка…
И – привет! Адью! Пока!
И остались на деревне
девки, бабы, старики.
От мужчин на стенке ремни
для развития руки.
С поля в дом – она, хозяйка,
дева, женщина и мать.
Столько дел! Поди спознай-ка,
что одно не занимать.
День-деньской с утра до ночи
на ногах, а душу точит:
всё успеть, успеть, успеть
и расслабиться не сметь!
Поздно ночью – прочь вы, боли! –
уложив и ублажив,
мысль печально поневоле:
человек – для муки жив?..
Спать скорей, поутру в поле.