(Тот, кому укоры сии, –
слышишь?
Женщины России…)
Вьются времени спирали.
Вот когда-то здесь играли,
по дождю вприпрыжку босы.
На лугах следили росы.
Туч крутой замес из градин
до сих пор душе отраден.
Всё-то, всё осталось прежним!..
А тебе что – даль безбрежней?
Путь на горние вершины?
Ждёт попутная машина,
с хлебом, рапортом побед.
Проводить пришёл мужчина,
председатель.
Мать и дед
грустны, слёзы без утайки.
В стороне девчата стайкой.
Бороды подёргав нитки,
обернулся дед к Никитке.
«Ты скажи нам всё же прежде:
вот… спина, не разгинаю… –
ждать, ай нет? Хозяйство, дом…»
И глаза в такой надежде!
Мать поджалась вся комком.
Вниз Никиты взгляд: «Н-не знаю…»
«Да-а… Ну что же – и на том…»
Председатель жёстко, веско:
«М-да!» – и вспухли желваки.
У него колхоз-невестка,
долго быть ему таким –
дед да баба жили-были?
Скрылся лозунг в клубах пыли.
Жили-были, жили-были…
Смех девчат – про них забыли!
(А глаза в слезах не лгут:
скоро и они сбегут…)
35
Вновь корабль, и снова море,
службы выверенный ход.
То ученье, то в дозоре,
чуть вздохнули – и в поход.
В расписаньях переборка,
отвечаешь головой:
швабрить, драить – «по приборкам»,
пулемёт – «по боевой».
Бьёт волна в любви слепая,
как сдурела, всё «на бис».
Вверх корабль – на миг ты впаян,
только вниз – на час завис!
Зимний ветер (в сигму-лямбду! –
к нам от греков же Христос) –
лёд на вантах – как гирлянды,
как утёс, сверкает нос…
Счёт простой на службе годам,
это знают моряки:
салажата – по походам,
по заходам – «старики».
База – отдых, увольненье.
И матрос – восторг немой!
Для девчат – ну загляденье!
Это летом.
А зимой…
Клуб, пожалуйте, просторный.
Фильмопринцип зимних баз –
лучше десять раз повторно,
чем ни разу десять раз.
Потому всего уютней
телевизор в «уголке».
Вот рассказ о жизни путней,
вот целуются в колке.
Кинозвёзды на «Орбите»
жгут улыбкой: «нас любите».
Вот сурово, без прикрас
про войну идёт показ…
Что же будет в этот раз?
…Зал торжественных собраний,
имена – не перечесть.
В память, кто на поле брани
отстоял столицы честь.
В память их, сынов отчизны,
клятвы верности, не тризны,
зазвучали чётко в зале.
И зовут они, и жалят
речи гордой молодёжи…
(Как на т е х они похожи!
…Гул боёв, сирены вои.
Безголосый крик атак…)
Неприметно как-то так,
к рампе в форме вышли двое.
Стали молча, скромно, тихо.
Видно, им досталось лиха –
седина, рубцы-морщины.
Старики уж, не мужчины.
Мэр себя в трибуну вгнездил:
«…Было их там, на разъезде,
двадцать восемь всех героев.
К нам сюда… пришли вот… двое».
Замер зал оцепенело.
Люди, как же это так?!
(…Танков лязг остервенелый.
Грохот, гарь. И страшный танк…
И они такие, сжавшись…)
Явь легенды!
Кресел треск. И –
рванулся зал, поднявшись.
(…Сталинград, Одесса, Брест!..)
Как один – мороз по коже, –
страстно все тянулись к ним.
Всем дыханьем, жизнью, – боже –
всей Россией! – к ним одним…
И стояли молча двое,
худощавых, пожилых.
Вся страна – поклон им в пояс,
им и павшим – от живых!
Боль войны – как соль на рану:
единенья дух бураном
долетел до всех концов.
Поднял враз перед экраном
за отцами и юнцов.
Зова, подвигов просили
юных жаркие сердца:
на, возьми меня, Россия,
без остатка, до конца!
36
Чистота – залог здоровья.
(Высший смысл в том, не пустяк!)