Чист душой солдат-дитя.
Призовёт страна – он кровью
защитит, заветы чтя.
Чист душой н а р о д России,
враг бесчестья и засилья.
Так нам совесть жить велит.
(В Африке, собратьям меньшим,
сердце доброе, как женьшень,
дарит доктор Айболит…
Там арабов-бедуинов
ест нещадно саранча.
В тяготах свой век влача,
ждут с мольбой они врача
и защиту – Насреддина…
Боль у бедного проста:
ждут метисы и мулаты
с Амазонки и Ла-Платы
помощь Красного Креста…
Вот вскипает мутно, яро
злость у чеха и мадьяра.
Это боль иного рода –
нет свободы у народа…)
Где беда и чьё там горе?
Солдат лёгок на подъём.
Он один беду поборет,
где не справиться вдвоём.
Щедрость всем, тому, туда-то.
А «спасибо!» – вся и плата.
В том суть нашего солдата,
всем народам друга, брата.
Груз морской суровой службы,
дни и ночи напролёт…
Побелить всю в мире тушь бы,
отчужденья стаять лёд.
Всё б собрать в кулак усилий
и на гребне той волны,
что вознёс народ России
(волн, что мир обколесили,
единясь в Народной Силе)!..
Лишь бы не было войны.
Лишь бы всё спокойно было
в мире и в родной стране.
Чтоб ни фронта и ни тыла
не знавать тебе и мне.
Чтобы в каждой деревушке
день крестьянский тихо мерк.
Чтоб в столице били пушки
только в праздник – фейерверк…
(Так мечтал солдат Твардовский,
просвещая ум наш плоский.)
Но для этого всем надо,
чтоб ты был всегда готов,
если надо – до упаду
лить на службе сто потов.
Мышц крепить стальную бугрость,
патриота гордый дух.
Разуметь всей жизни мудрость,
как судьбы своей главбух.
День и ночь трясёт в «коробке» –
боевой
страны форпост!..
Годы дли-инны… И коротки!
(Дирижёрский грачехвост.)
Где-то в думах откровенных,
смысл житейский – как он прост!
Годы службы – шумный, пенный
след кильватерной струи.
В созиданье – пар борозд,
новь взрастает из руин!..
Глянь назад – здесь
гладь отменна…
37
Службы срок ещё не вышел,
а уж кто-то что-то слышал:
«Представитель… Оргнабор…
ГЭС, тайга у Дивных гор…»
Иванов разгладил лычки,
старшина второй статьи,
размечтался в забытьи.
«Боевая? Тьфу, привычка!
Форма номер…» Большой сбор.
Козырнув, на борт проходят
новички; и не в укор
им усы и бачки – модят.
Молодцы, хорош набор.
Крепыши, образованье.
Моряки почти совсем.
(Если им добавить к знаньям
тренировок… сот по семь.)
Им отныне жить заветом:
Верность Родине и Честь!
Им отныне эстафету
оправдать матросским «Есть!»
Командир домашне просто
с речью строгой к новичкам.
«Ясно?» – «Ясно».
Нет вопросов.
«Раскрепить всех… по бачкам!»
Улыбнулся, глаз прищурил.
Не сказал же – «по постам».
Понял каждый Жорик-Шурик,
что команда неспроста,
туговато будет модным.
Командир закончил вводной:
«Молодые все свободны.
«Старичков» – прошу на бак».
Держит трубку – чей табак?
Шумной двинулись гурьбой
развесёлые ребята.
Командир запанибрата,
спорь, шути над ним любой,
не грозит ничто «губой».
Только… вдруг какой-то сбой.
Как какая-то утрата.
Попритихли вдруг ребята,
сердце бьётся беспокойно…
По цепочке: «Дайте место!»
Человек возник. Пристойно
всем поклон: «Парторг из треста.
К вам, товарищи матросы…»
Тут-то будут уж вопросы!..
Говорят – защитник Бреста!
Планок орденских рядки.
Голос тих, слова редки,
мысли строго, чётко нижет…
Иванов пролез поближе.
Это ж… Дядька самый тот!