О земле и разных странах.
О букашках-тараканах.
Обо всём, что есть в природе,
есть в себе и есть в народе.
Дед согласен и по-русски
нёс ответственность нагрузки:
грянет гром – начнёт креститься,
спешка в этом не годится.
Ну, когда дела шли гладко,
говорил он для порядка:
«Так-то дело, брат Никита, –
где собака-то зарыта!»
Если ж вдруг случалось что-то,
прошибало что до пота,
тут уж деда заносило:
«Ах, нечистая ты сила!..»
Вообще ж дипломатично
начинал он так обычно,
(профилактика для внука –
деликатная наука!):
«Как сказать тебе попроще…
Вот возьми хоть эту рощу.
Все – деревья, все – сродни.
И права у них одни.
Всем им поровну даётся.
Да… не поровну берётся!
Дуб, смотри каков, могуч,
так и тянется до туч.
А осинки да берёзки –
мелки, жидки, как подростки.
Только дело, брат, тут в том:
загремит из тучи гром
вслед за молнией-стрелою,
и со славою былою
распрощался дуб на веки.
Только жалкий вид калеки.
А берёзки да осинки
и там всякие лесинки
до трухлявости в тиши.
Что же лучше? – Сам реши.
Вот и жизнь – дремучий лес:
тот вершит, кто – «до небес!»
Ну и ждём всё лучших дней,
наверху – им т а м видней…»
Дед, хоть редко, иной раз
про войну ведёт рассказ.
Про войну и про отца
внук бы слушал без конца.
«…Эх, невзгодина лихая!» –
как всегда, закончит дед
и вздохнёт с глубокой болью.
Внук сопит и в рот пихает
свой пробеганный обед,
две горбушки хлеба с солью,
и вздыхает с дедом врозь –
он про подвиги небось…
4
Так и рос наш паренёк.
Рос ни низок, ни высок,
ни широк, ни хил в плечах,
не могуч, но и не чахл.
В общем, рос парнишка в меру.
Октябрёнком, пионером.
В меру боек, говорлив,
только чуточку ленив.
Был он в школе середняк:
длинный ряд годков учёбы,
знаний дебри и чащобы
проходил он кое-как.
Не давал себя в обиду,
(не бежал реветь домой),
в школу шёл примерный с виду,
а из школы – бог ты мой!
Деревенские привычки!
Драл девчонок за косички.
Дрог до зуб на зуб на речке.
Спал зимой на русской печке.
Грязь месил дубелой пяткой,
воробьёв пугал рогаткой,
лёд сосулек грыз в капель,
нараспашку шёл в метель.
Не считалось за слабинку
с кошкой, псом дружить в обнимку –
засыпал, и вместе ел.
И ни разу не болел.
И не помнит, был ли грустным.
Говорил по-русски вкусно,
чуть врастяжку, чуть на «а» –
по наследству речь дана:
бабкин тон и склад всей речи,
хоть теперь уж та на печи,
а когда-то ведь была
(божий дар натуры русской?),
нет ли дел иль есть дела,
по порядку вдоль села
ля-ля-ля да ла-ла-ла,
белой лебедью плыла
иль катила чуть впритруску…
5
Время шло, малыш подрос
и, конечно, встал вопрос:
кем же быть? Ну хоть, к примеру,
может, станет инженером
иль останется в селе?
В общем, близко ли, далече,
что он будет, человече,
дальше делать на земле?
Плыл над миром звон Победы!..
И… горьки её последы.
Заслонили свет стеною,
и заходит сердце, ноет.
Где-то жизнь кипит вовсю.
Где-то…
В рост пошёл… овсюг.
Хлеб в полях теснит и глушит.
В быт пророс и тронул души –
цепче глаз, вольней загляд,
руки-спины не болят…
Тяжко было в том краю.
Люди жили «как в раю».
Побросав под плуг картошку,
уходили в лес с лукошком,
(потихонечку, «задами»).
Жили ягодой, грибами.
Пусть лимон иль апельсин
сладко мучает грузин;
где-то пусть из-за наград
люд сажает виноград;
ну их, сласти там, урюки…