Леонард Бал книг был бесконечно добр, но Оливер мучился неприятным предчувствием, что ему предстоит стать заурядным клерком в торговой конторе; в этой должности ему суждено, наверно, провести еще долгие годы. Он не воспринял всерьез горячие заверения дяди Леонарда, будто он очень доволен работой Оливера в Калькутте, – что еще может сказать расстроенному племяннику любящий дядя?
Оливер приехал в Бат глубоко подавленный. Но по мере того как здоровье его поправлялось, выздоравливал и его дух, и теперь ему начинало казаться, что карьеру он сможет сделать гораздо быстрее, чем ему думалось в тяжелые минуты. Потом он стал перебирать все свои дела в Индии за два проведенных там года и постепенно стал склоняться к мысли, что дядя действительно имел основания быть им довольным. Почему бы нет? К бизнесу у него явно были способности, и работа ему нравилась. В принципе если бы он бахвалился, как многие другие юноши, он мог бы всем вокруг объявлять, что в Индии он прекрасно справлялся. Но Оливер был скромен, если не сказать застенчив, и строго хранил молчание о своих индийских легациях. Он лишь с нетерпением ждал того дня, когда доктор наконец объявит его годным для работы.
Но даже его оживающий оптимизм не позволял ему надеяться, что Вендоверы сочтут его достойной парой для Фанни. Оливер был взрослее своих лет и видел за страстной привязанностью Фанни к Стэси Каверли большие романтические грезы и пыл девичьей души, но с другой стороны, сердце красавицы – непостоянно. Оливер помнил, как в пятнадцать лет его сестра Лавиния неожиданно влюбилась в преподавателя своей семинарии и несколько недель просто не давала всем покоя своими дурацкими капризами и переживаниями. Но предметом ее увлечения был солидный профессор, с женой и пятью детьми, которых обожал, и он не обратил на Лавинию никакого внимания. Не найдя ответа, это девичье увлечение затихло вскоре само собой. А вот Фанни – Фанни попала в сети к человеку, который сам был готов поймать ее, искатель богатых невест, свободный от обязательств и жадный…
Мысли эти терзали Оливера. У Лавинии что-то сорвалось с языка (она тут же испуганно осеклась), из чего Оливер заключил, что Фанни всерьез подумывает сбежать со Стэси в Шотландию и выйти за него замуж тайно. Он узнал, что и мать его так поняла и что уже предупредила мисс Абигайль, но это не очень успокоило Оливера. Нет, мисс Эбби была далеко не дура и не растяпа, но Оливер ощущал, что в таком положении сестрам Вендовер может пригодиться мужская рука. И тут выяснилось, что поблизости нет другого доверенного человека, кроме как Майлз Каверли. Однако Майлз не выказывал ни малейшего желания во что-либо вмешиваться и оставался совершенно безучастен. Это Оливера не удивляло – он ведь провел в компании с этим человеком несколько месяцев и успел понять, что тому плевать с высокого дерева на всех, кто ему почему-либо не нравится. Ясно было, что такой тип, как Стэси, уж во всяком случае не может завоевать благосклонность Майлза, а соображения чести фамилии тоже ничего для него не значили. С другой стороны, даже морскому ежу было ясно, что Майлз очень даже неравнодушен к мисс Абигайль Вендовер. Оливер не мог напрямую говорить с Майлзом о таких щекотливых вопросах, но надеялся, что Майлз Каверли сделает что-нибудь из добрых чувств к Эбби.
Майлз был странный человек – такой холодный и неприступный, а иногда невероятно добрый. И если уж он с кем подружился, он готов будет сделать абсолютно все для друга – или подруги… Впрочем, Оливер не был уверен, что мисс Абигайль осмелится заговорить о своих затруднениях с Майлзом Каверли. Оливер предполагал, что его мать, вероятно, попыталась повлиять на Эбби и уговаривала отказаться от излишней щепетильности в этом безотлагательном деле.
По пути в Веллс Оливер заметил, что под маской напускного веселья Фанни пытается скрыть какую-то глубокую внутреннюю тревогу. Его сердце прямо исходило нежностью к ней, несмышленому, милому ребенку – почти ребенку… От желания крепко обнять Фанни, сидящую рядом с ним в экипаже, он чуть не терял рассудок. Но он должен был всеми силами сдерживаться – не только обстоятельства были совершенно неподходящими, но и сама Фанни вовсе не ждала и не желала от него нежности, любви, между ними могла быть разве что обычная, ни к чему не обязывающая дружба.
Однажды Фанни вступилась за него, когда мать упрекнула Оливера, что он зовет Фанни по имени.
– Ну что вы, мэм, я сама просила его так меня называть! Мы же с Лави всегда были как сестры, так что Оливер мне почти что брат!
Говорят, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Но Оливеру слишком мало было этой «синицы» – быть для Фанни только братом. Это было невероятно мучительно – ощущать ее недосягаемую близость…
Но и из положения брата следовало извлечь нечто. Если он войдет в доверие к Фанни, ему следует дать ей хороший совет, на который не способна его глупенькая младшая сестра.
Так что когда они уже покружили по церкви и часовне некоторое время, Оливер предложил Фанни выйти вместе с ним и немного посидеть на свежем воздухе. Та охотно согласилась. Его тронуло, как девушка быстро и тревожно заглянула ему в лицо со словами:
– Конечно-конечно, мы выйдем! Ах, от этих соборов так устаешь, и тут очень спертый воздух… Вы себя неважно почувствовали?
– Нет-нет, я почти не устал! – заверил он Фанни. – Но тут действительно можно сойти с ума от разглядывания бесконечных склепов, гробниц и всяких витражей… Не знаю почему, но стоять мне труднее, чем ходить…
– Ну так не стойте. Если вы не замерзли, то можно посидеть у пруда, посмотреть на лебедей. А если моя тетя спросит, как вам понравились фигуры на западной стене собора, скажете ей, что это исключительно впечатляющее зрелище. Ей это понравится. Впрочем, это ведь даже не будет ложью, правда?
Оливер чуть нахмурился:
– Ну, это называется слегка приврать… А что, мне надо посмотреть на эти фигуры?
– Да нет же! Все равно их там тьма-тьмущая, что толку их разглядывать.
– Тогда я так и скажу, что их было слишком много, чтобы я что-то в них понял…
Фанни коротко рассмеялась, они немного помолчали. Потом Фанни завела светский треп ни о чем, о каких-то мелочах, и некоторое время между ними продолжался подобный разговор. И вдруг Оливер, скривившись как от укола, прервал ее:
– Ну, будет же вам, Фанни! Она удивленно взглянула на него, в ее бездонно-синих глазах застыло изумление.
– Что такое? Я сказала что-то не то?
– Не думайте, что вы обязаны поддерживать со мной пустую беседу, пожалуйста. Это вы со мной поступаете вовсе не как с братом!
– Но!.. – Фанни покраснела и отвернула от него лицо.
– Вас что-то ведь тревожит, правда? – мягко спросил он, чуть касаясь ее руки.
– Нет. Нет! Конечно нет. А вот посмотрите, два лебедя плывут рядышком… Жаль, что мы не взяли с собой хлеба покормить их. Для меня лебеди – самые красивые птицы на свете. А вам они нравятся? Или вы предпочитаете фазанов?
– Нет, – тяжело сказал он, опускаясь на скамейку рядом с ней. – Что с вами, Фанни? Только не пытайтесь меня обмануть, хорошо?
Фанни нервно рассмеялась, теребя оборку на рукаве.
– Ничего! Сущая ерунда… Просто я повздорила с Эбби, то есть не то что повздорила, а… Я думала, что… Но оказалось, в общем, что взрослые, немолодые люди не могут этого попять! Их не интересует ничего, кроме правил приличия, респектабельности и чтобы человек был подходящий !.. И что бы тебе ни захотелось сделать, они запрещают тебе и принимаются объяснять, какая ты молодая и несмышленая и как скоро ты забудешь о своих собственных желаниях! Какая гнусность!
– Да, но в один прекрасный день ты их поблагодаришь за это! – заметил Оливер с сочувственным вздохом. – А самое плохое то, что они по большому счету правы!
– Не всегда!
– Верно, но почти всегда…
– Да-да, я знаю. Но только я не предполагала, что моя милая Эбби окажется точь-в-точь как дядя Джордж! Этакая светская, полная всяких предубеждений и настоящая ханжа!