«Проводя подрывную деятельность, Абакумов и его помощники Леонов и Комаров (эти две последние фамилии вождь вычеркнул) игнорировали распоряжение Центрального Комитета партии, касающиеся обнаружения связей с иностранной разведкой врага народа Кузнецова и участников группы предателей, действовавших в партии и советском аппарате (поправка Сталина „в городе Ленинграде“). Преследуя преступные цели, они (Сталин вычеркнул слово „они“ и добавил „он“) ориентировали расследование по делу Кузнецова и его последователей в таком ключе, что это локальная изолированная группа, не имеющая зарубежных связей. Обвиняемый Комаров по этому поводу показал, что он (Абакумов) прямо сказал, что дело Кузнецова и его вражеской группы является локальным. Абакумов настаивал, что среди арестованных нет и не может быть людей, связанных с зарубежными странами (Сталин снова поправил текст, он зачеркнул слово „странами“ на слово „шпионов“). Результатом вражеской деятельности Абакумова, Леонова было то, что шпионская деятельность участников группы Кузнецова не была до конца расследована, а следственное дело было изъято из обращения (поправка Сталина. Он вычеркнул слово „изъято“ и написал „скрыто“)».
Костин снова закурил и откинулся на спинку «венского» стула. Он хорошо понимал, чего добивается Сталин, делая подобные поправки.
«Обвиняемый Абакумов вместе с другими, проходящими по этому же делу (Леоновым, Лихачевым, Шварцманом, Комаровым, Броверманом), саботировали расследование преступной деятельности арестованных американских шпионов и еврейских националистов, действующих под прикрытием Еврейского Антифашисткого Комитета».
Александр смял папиросу в пепельнице. Пальцы его мелко дрожали.
«После поверхностных допросов арестованных, в ходе которых их шпионская активность не была вскрыта в полной мере, а вопрос террора вообще не расследовался. Расследование вышеуказанных дел было приостановлено и в течение длительного времени не возобновлялось».
«Все ясно, — подумал Костин, откладывая в сторону фотодокументы. — Берия и Маленков решили покончить с Абакумовым. Зная о том, что все обвинения в заговоре просто несостоятельны, они все равно держат его под арестом. Все эти вымышленные обвинения в его адрес о фальсификации уголовных дел против бывшего руководства Министерства авиационной промышленности, командования ВВС СССР, против Полины Жемчужной не выдерживает ни какой критики».
Костин вздрогнул оттого, что в прихожей послышались шаги.
— Это я, Иван Захарович, — услышал он голос хозяина квартиры.
Александр быстро сунул фотодокументы в карман пиджака и, поднявшись из-за стола, направился в прихожую.
Костин вытер руки ветошью и, взглянув на себя в зеркало, стал быстро переодеваться. Надев костюм и демисезонное пальто, он поправил, сбившуюся на бок кепку, направился в Отдел кадров. Этот вызов немного встревожил его, так как до этого момента, его не вызывали ни разу ни к начальнику цеха, ни тем более, к кадровику.
«Зачем меня вызывают? — размышлял он, шагая по цеху. — Может, быть, вызвали подозрения мои документы? Как бы надежно они не были выполнены, глаз специалиста может легко опознать „липу“».
Александр вышел через проходную и, взглянув на весеннее солнце, направился к серому двухэтажному зданию, в котором находился Отдел кадров. За углом нужного ему здания он увидел «черный воронок», около которого находилось два солдата.
«Почему здесь машина госбезопасности?» — подумал Костин.
Он подошел к солдатам и попросил у них спички, чтобы прикурить папиросу.
— Ребята! Вы кого здесь караулите?
Один из солдат достал из кармана спички и протянул их Александру.
— Мы люди маленькие, сказали ждать, значит, нужно жать.
— Все правильно, офицер, наверное, чай пьет, а вы здесь мерзните…
— Давай, гражданин проходи! Не стой здесь…
«Заходить или „сорваться“? — подумал Костин. — Если это за мной, то наверняка внутри здания, засада. Как говорится, прежде, чем войти, подумай, как оттуда выйти».
Он посмотрел на окна здания. В одном окне мелькнула фуражка.
«Ждут, — решил он. — Нужно срочно уходить. Войдешь, оттуда уже не выйдешь».
Александр развернулся и не торопливо, направился в обратную сторону. Он поравнялся с заводской проходной и, свернув за угол здания, торопливо направился в сторону станции метро.