— Нет. Виновным себя не признаю. Это дело провокационное, оно было сфабриковано Берией, Кабуловым и Рюминым. Я прошу приобщить к делу следующие ходатайства:
— Первое. Мою докладную записку в ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР, касавшиеся всех вопросов рассматриваемого дела.
— Второе. Приобщить к делу постановление директивных органов о расследовании преступной деятельности Кузнецова, Вознесенского и других.
— Третье. Приобщить к делу изданные им приказы и директивы, направленные на ликвидацию недостатков, имеющихся в работе следственного аппарата МГБ СССР.
— Четвертое. Приобщить к делу постановление директивных органов о сокрытии Меркуловым некоторых материалов по делу «авиационников».
— Пятое. Приобщить к делу протокол об окончании следствия, подписанный в январе 1953 года Ильичевым и Китаевым.
— Шестое. Вызвать в суд в качестве свидетеля бывшего первого заместителя министра госбезопасности Огольцова, который непосредственно курировал следственную часть по особо важным делам.
— Прошу рассмотреть в судебном заседании факты применения ко мне мер физического воздействия в период предварительного следствия.
— Прошу занести в протокол, что на следствии мне не разрешали писать заявления в Президиум ЦК КПСС.
Закончив говорить, Виктор Семенович посмотрел в зал. Он был убежден, что суд примет все его ходатайства, так как без всего этого он не сможет установить объективность принимаемых решений. Из-за стола поднялся Государственный обвинитель Руденко.
— Уважаемый суд! Я считаю, что большинство ходатайств, заявленных подсудимым, просто несостоятельны и удовлетворению не подлежат.
Абакумов на какой-то миг растерялся. Он переводил свой взгляд то на судью, то на заседателей, то на обвинителя. Он понял, что вопрос по нему был решен задолго до суда в Кремле.
— Вы признаете себя виновным? — в конце заседания спросил Абакумова судья.
— Нет. Я виноват лишь в том, что выполнял приказы Сталина и ЦК КПСС.
19.12.54 года суд вынес ему приговор. Виктор Семенович бы признан виновным и приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.
Супруга Абакумова, Антонина Николаевна, вместе с сыном провела за решеткой два года восемь месяцев. Через десять месяцев ее вызвали в милицию, где отобрали паспорт и выдали взамен другой — без права проживания в Москве.
Тук, тук, тук стучали вагоны на стыках рельс. Поезд Москва — Ташкент мчался на юг Средней Азии, отмеряя километр за километром. В купе мягкого вагона находился Александр Костин и его молодая жена — Соня. Это было своеобразное свадебное путешествие, которое он решил подарить своей молодой жене. Поезд все дальше и дальше уносил его от Москвы. В купе заглянул проводник. Мило улыбаясь, он предложил им чай.
— Нам два чая, — произнесла Соня.
— Хорошо. Через полчаса последняя станция, а там дальше Узбекистан.
Проводник скрылся за дверью купе. Женщина посмотрела на напряженное лицо супруга.
— Что-то случилось? — спросила она Костина.
— Нет, — спокойно ответил он ей. — Раньше мечтал поехать в Ташкент и вот оно, мечта практически сбылась. Ты посиди одна, я хочу покурить.
Александр вышел из купе и направился в тамбур. Достав из кармана папиросы, он закурил.
— Привет! Костин, неужели это ты?
Он обернулся и на какую-то секунду замер. Перед ним стоял подполковник. Судя по петлицам на кителе, это был сотрудник госбезопасности. Он сразу признал в нем своего старого товарища по фронту.
— Извините, товарищ, но вы ошиблись. Моя фамилия Голиков, а не Костин.
На лице подполковника улыбка моментально исчезла, сменившись на удивление.
— Не может быть? Сашка, это же я — Яковлев. Мы же с тобой всю Белоруссию протопали?
— Извините. Я не Костин, а Голиков.
Он бросил папиросу в окно вагона и направился вдоль вагона к себе в купе. Подполковник проводил его взглядом и, покачав головой, достал папиросу и закурил. Он моментально вспомнил ориентировку о розыске Костина.
«Как они похожи, — подумал Яковлев. — Наверняка, человек много пережил из-за своей внешности. Наверное, не раз задерживался сотрудниками милиции и госбезопасности, вот сразу и пошел в „отказ“, при упоминании фамилии Костин».
— Это что за мужчина, с которым ты разговаривал в тамбуре? — поинтересовалась у него Соня.
— Он меня с кем-то спутал. А ты разве это видела?
— Я хотела тебя позвать. Смотрю, ты разговариваешь с офицером.
Поезд стал замедлять свой ход. За окном поплыли станционные постройки. Костин отодвинул в сторону занавеску и увидел наряд милиции, который стоял на перроне станции.