Академик торжественно пожал ему руку над полупустой салатницей и продолжил:
– Знаете, молодые люди, компьютеры – это больше, чем будущее. Это исправление настоящего. Это возможность решать самые сложные проблемы бескровно. Ведь если бы у этих кабинетных головорезов была возможность проверить свои теории на виртуальной модели, мы бы никогда не назывались Ленинградом. Хотя Романов, конечно, был профнепригоден…
– Первый секретарь? – уточнила завлитша.
– Последний царь.
– Категорически!..
– Ну, знаете!..
– Позвольте с вами не согласиться! – раздалось сразу несколько голосов. Самое громкое возражение принадлежало митьку: он встал, приосанился, вытер руки о волосы, одернул тельняшку и разразился:
– Перед лицом тех эпохальных кризисов, которые сотрясали наше Отечество, наверняка оказались бы бессильны все, кто слывет гениальными стратегами и управленцами все эти талейраны, наполеоны, Рузвельты – что тот, что другой, – Черчилли, дэн Сяопины, фидели кастры, Явлинские… Чего же валить всю эту… – он оглянулся и с сожалением вздохнул, – фигню на одного несчастного человека, который с достоинством доволок свой крест до самого конца и не плакался при этом, какой он гениальный и не понятый интеллигенцией. Которая в этом деле на самом деле показала себя полным и безоговорочным говном.
Он вздохнул и сел. Завлитша, беззвучно аплодируя, встала и потянулась к бутылке.
– И эта точка зрения, – несгибаемо продолжил академик, – тоже имеет право на существование и тоже поддается компьютерному моделированию. Скажу вам больше, друзья мои, моделированию и виртуальному анализу поддается вообще все! Ну… пока, во многом, теоретически, но! – Он поднял указательный палец и со значением оглядел аудиторию – не отвлекся ли кто. Все слушали. – Вот, к примеру. Возьмем вашу работу. – Он ткнул пальцем в Адама. – Зачем столько телодвижений, затрат, нервов, танков, пороха, бензина, человеческих жертв, наконец, – если все эти конфликты можно легко смоделировать. Можно учесть абсолютно все! Погоду, рельеф, международное положение – какое оно у нас, кстати? – поставки гуманитарной помощи, колебания цен на нефть, железо, мозги…
– А ты микрухи на пне распаять можешь? – лениво, с оттяжкой спросил токарь.
Академик догадывался, что заданный вопрос каким-то боком имеет отношение к теме его речи. Но чем это крыть…
– И вот представьте себе, – он слегка повысил голос, – вместо бесконечной кровавой мясорубки на каких-нибудь Балканах – авторитетная научная работа, снабженная доказательной базой, справочным аппаратом, методиками проверки…
– И подписанная хакером Васей Пупкиным, – гыгыкнул токарь.
– Каким Пупкиным? – растерялся видавший виды академик.
– Очень авторитетная личность в компьютерных кругах. Пользуется всесоюзной известностью, – любезно пояснил оппонент.
– Это вы про сто тридцать три тринадцать? – робко спросили от двери.
Наполовину спрятавшись за косяк, там стояло худенькое создание пока ещё неопределенного пола, лохматое, глазастое, слегка скуластое, в блестящем шлеме с гребнем, тунике с широченным поясом и высоких шнурованных ботинках. В опущенной руке создание держало короткий тяжелый – действительно тяжелый – меч римского легионера.
– А ты откуда знаешь? – приподнялся с места токарь.
– Ну… все-таки на одной ноде сидим, – ответило создание, немедленно обретая самоуверенность.
– Так ты у сто тридцать третьего?!
– Второй год.
– Точка?..
– Сорок один.
– Так я ж тебя знаю! – радостно завопил токарь. – Я двадцать третий!
– «Спортстер», летящий на крыльях ночи?!
– Дороти не такая девушка?!
– Дороти – не такая девушка, – подтвердило создание.
Общество онемело.
– Здесь посылают на… гкхм, – митек проглотил слово, – а Штирлиц живет этажом выше.
Он единственный врубился в этот обмен явками и паролями. К нему и обратились вопрошающие взгляды гостей.
– Ну, дык… фидошники, епрст, – развел он руками. – Им даже скидки всякие дают.
– Это что, такое тайное общество? – громким шепотом спросила жена директора водочного завода. Митек подумал и уверенно кивнул.
– Ви-та! – прищурилась на создание жена академика, прежде в общий разговор не вступавшая.
– М?
– Ви-та! Здесь взрослое общество…
– Ну что мне там делать, в том лягушатнике?.. – простонал «легионер».
– И правда, пошли перекурим, – обрадовался токарь и стал выбираться из-за стола.
– Пап, а про микрухи я тебе дома все объясню! – выпалило создание и исчезло в направлении кухни. Токарь устремился следом.
Академик почему-то посмотрел на Адама и растерянно пожал плечами. Нужно было выручать человека, и Адам с серьезной миной сказал:
– В принципе вы правы. Вся военная наука сейчас заточена на то, чтобы одерживать победу до того, как начнутся военные действия. Так что логичный следующий шаг – одерживать победу вместо военных действий. Но детали всего этого мы сейчас угадываем примерно с той же точностью, с какой сто лет назад мистер Уэллс угадывал детали лунной экспедиции.
– Это несомненно!..
И общий застольный разговор с облегчением возобновился и потек в обычном русле, а ещё двое нашедших друг друга вскоре отбыли на кухню покурить и продолжить обмен мнениями.
Минут через двадцать к ним присоединились митек с Леночкой и Коля с завлитшей.
– Нет, Зин-Санна, – устало говорил Коля, – не знаю, как там у вас на театре, особенно если с точки зрения Станиславского и вот так вот искоса и с прищуром, а издавать можно любую фигню легко и непринужденно – ничего в предмете не понимая, не веря, не думая – никак, в общем. Взять ту же «Лампаду-пресс» – ну, знаете: «С Иисусом по жизни», «Бог, Любовь и мы с тобой», «Сто самых знаменитых исповедей»…
– И что?
– Я с их главным вот так знаком. – Коля сделал жест, словно небрежно слепил снежок. – Представьте себе, он уверен, что Христа осудил царь Соломон.
– То есть вы ставите себя на одну доску с этим невежественным типом?
Коля терпеливо выдохнул.
– Мы стебемся над современной мифологией. Которая нелепа и смешна сама по себе. Вот и все.
– Но для миллионов людей то, что вы считаете мифологией, – основа жизни… символ веры, если хотите. Они-то читают ваши книги с надеждой!.. А вы глумитесь над этой надеж… надеж… ой!
Она икнула и стала лиловой вся.
– Зиночка, Зиночка! – Возникшая ниоткуда бабка Калерия подхватила завлитшу под локоть и быстро увлекла за собой.
– Значит, Коля, ты уверен, что вся эта летающая посуда – всего лишь современная мифология? – немедленно развернулся академик к издателю.
– Натюрлих. – Тот сложил руки перед грудью и коротко поклонился.
– И что, никакие факты?..
– Ты меня удивляешь, Максим, – сокрушенно вздохнул Коля. – Ты мне ещё про спектральный анализ Туринской Плащаницы расскажи. Или про железную колонну в Дели. Хочешь, я тебе сейчас на месте двадцать доказательных версий её инопланетного происхождения выдам? Потерянный ключ от стартера летающей тарелки, любимое животное кремнийорганического шеф-повара альдебаранского посла, аленький цветочек для зеленого человечка с голубыми глазками… Еще надо?
– Знаешь, Николай, – обиженно сказал академик, – я не приемлю такой стиль в научной полемике.
– Макс, тормоз ты наш ласковый, ну какая, к хренам, может быть полемика за четверть часа до Нового года?
– Да, действительно, – удивился академик. – Я и забыл…
– …Они, гады, эти доллары печатают, как талоны на сахар, – рядом со спорщиками, нисколько не интересуясь разговорами о возвышенном, просвещал Леночку митек. – На них всю эту Америку можно пятьдесят раз скупить, и ещё останется, поняла? Он же, бакс этот поганый, дешевле стоит, чем бумага, на которой его напечатали. Даже по их свинским законам они за него платить не обязаны, не обеспечен он ничем, поняла? Он же даже горит плохо! А мы, придурки, эту бумагу коллекционируем. А когда вся эта Америка рухнет, как МММ, – тут-то мы и останемся с этой коллекцией. Поняла?