Я наблюдаю, как Гриффин берет билет у ведущего и пожимает ему руку, прежде чем встать перед микрофоном. Он проводит рукой по мокрым волосам и улыбается толпе, девушки падают в обморок.
— Гриффин Джонс, — кричит репортерша из толпы, ее светлые волосы завязаны в пучок, — могу я задать вопрос?
Он улыбается ей со сцены.
— Конечно.
Она делает шаг вперед, оператор снимает происходящее.
— Это лучший серфинг в вашей команде за всю вашу карьеру, что вы, ребята, сделали по-другому, чтобы добиться этого сегодня?
Гриффин поднимает глаза на команду, прежде чем находит мои, и слегка смягчается.
— Сегодня с нами был наш счастливый талисман.
У меня перехватывает дыхание, когда он подмигивает мне, и по коже бегут мурашки.
Он только что назвал меня счастливым талисманом команды?
Я никогда не слышала, чтобы кто-то так меня называл. Большую часть своей взрослой жизни я провела в роли талисмана, приносящего несчастье. Мое горло сжимается, а глаза блестят, когда он возвращает свое внимание к репортеру.
Она уже полностью развернулась, осматривая толпу в поисках того, кому он подмигнул. Пригибаюсь за Колтоном, не желая быть втянутой в интервью.
— Клянусь, иногда Гриффин ведет себя как настоящий книжный бойфренд, — визжит Кайри, становясь рядом со мной и Колтоном.
— Тебе нравятся такие вещи?
Колтон с любопытством наблюдает за Гриффином на сцене.
— Что, романтика? Да, все девушки любят.
— Приятно слышать.
Ее щеки раскраснелись, но она смотрит прямо перед собой, пока Гриффин не уходит со сцены и не возвращается к нам.
Габриэль встречает нас у палатки с самой большой улыбкой на лице, пока мы собираем вещи и идем к машине. Клянусь, он даже улыбается всю дорогу домой, насвистывая по радио песни в стиле кантри, пока его пальцы отбивают такт.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГРИФФИН
Элиана сидит, скрестив ноги, напротив меня у изножья кровати и читает планы своей кампании, делая пометки красным маркером в блокноте, сосредоточенно сдвинув брови. Я до сих пор не сказал ни ей, ни команде, что не буду заниматься серфингом на отборочных соревнованиях через две недели. Я знаю, что должен, но пока не готов с этим смириться.
Просто дай себе эти выходные, а потом скажи всем в понедельник.
Я чувствую, как беспокойство подкатывает к горлу при этой мысли, поэтому отгоняю ее на задворки сознания. Сейчас не время беспокоиться об этом.
— Мы должны уехать на выходные.
Провожу пальцем по ее колену.
Она поднимает на меня глаза.
— Куда мы должны поехать?
Я пожимаю плечами, мой палец перемещается к ее бедру, и на ноге появляются мурашки.
— Мы могли бы взять мою лодку на выходные и просто провести некоторое время вдали от всего этого.
— Хм, — мурлычет она, отодвигая свой блокнот в сторону, перебираясь ко мне на колени, — похоже, это будет весело.
Ее глаза сверкают, когда она прижимается ко мне, и мой член оживает. Я хватаюсь за талию, удерживая на месте.
— Солнышко, — предупреждаю я сквозь стиснутые зубы, — не дразни меня сейчас.
Элиана озорно ухмыляется.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
Она снова задвигала бедрами, и я судорожно вдохнул. У нас еще не было секса, потому что я не хочу ее торопить.
Хочу, чтобы ее первый раз был особенным, запоминающимся, но по тому, как она давила на меня в последние несколько дней, я чувствую, что она устала ждать.
— Итак, это «да» на морскую прогулку? — спрашиваю я.
Она скатывается с меня и ложится рядом.
— Когда мы отправимся?
— Как только ты соберешь вещи.
Вскакивает, запыхавшись.
— Например, сегодня?
— Да, сегодня.
— Прямо сейчас?
Киваю.
— Прямо сейчас.
Скрещиваю руки за головой и смотрю, как она носится по комнате, собирая все, что ей понадобится на выходные, и бросает их в сумку. Двадцать минут спустя сумка уже собрана, и мы едем в моем джипе к лодочному причалу.
Она переключает радиостанции, пока ветер развевает наши волосы, и останавливается на станции, где играет Тейлор Свифт. Я стону, когда она увеличивает громкость и начинает петь, ужасно, во всю мощь своих легких.
Когда ее голос ломается в третий раз, я не могу сдержать смех и откидываю голову назад, когда звук вырывается из меня.
Она перестает петь и смотрит на меня, губы слегка раздвинуты, а глаза мерцают в благоговейном ужасе.
— Думаю, я впервые слышу, как ты смеешься по-настоящему.
Я прочищаю горло.