Интерес к язычеству, столь свойственный культуре рубежа XIX-XX веков, не минул и Дансени. Но писатель не приводит древних богов в наш мир – в отличие от многих коллег, зачарованных образом великого Пана, и в отличие от Лавкрафта, начинавшего с прямых подражаний Дансени. Не привносит он и «нашу» (европейскую, христианскую) этику в мир вымышленный – в отличие от Джорджа Макдональда и, в меньшей степени, Уильяма Морриса. Дансени выстраивает собственный мир на основаниях, не вполне привычных для читателей того времени: каждый элемент хорошо знаком, но целое – удивляет. Мир – откровенно не-христианский, но при этом описанный языком «библии короля Иакова» – классического перевода, вошедшего в плоть и кровь английского языка.
Вероятно, здесь сказалось влияние колониальной прозы, не в последнюю очередь Киплинга, также широко пользовавшегося «библейским английским». «Колонизаторы» открыл чудесные страны, живущие по своим законам и во власти своих богов, – Дансени убрал точку отсчета (наш мир, Европу); так возник самодостаточный и странный мир. Мир, управляемый не этикой, а эстетикой: у Дансени совершенно отсутствует моральная оценка событий, они важны лишь как «прекрасные» или «ужасные», – а красота может быть и в ужасе.
Борхес писал о Дансени: «Его рассказы о сверхъестественном отвергают как аллегорические толкования, так и научные объяснения. Их нельзя свести ни к Эзопу, ни к Г.Дж. Уэллсу. Еще меньше они нуждаются в многозначительных толкованиях болтунов-психоаналитиков. Они просто волшебны»[128]. Аргентинец, по сути, говорит о фэнтези, которая отлична и от басен, и от научной фантастики. То, что рассказы Дансени не имеют отношения к НФ, очевидно; автор «Пеганы» (как и автор «Властелина Колец») подчеркивал, что не пишет и аллегории. Но все же Дансени пришлось подчиниться законам сотворенного им мира: законам, от которых он бежал в страну неуемной фантазии.
Если «Боги Пеганы» представляли собой набор бессюжетных зарисовок, моментальных снимков, то вторая книга, «Боги и люди», развивала космогонию «Пеганы» и вводила в мир новые сюжетные элементы. Именно Дансени привнес в фэнтези – смотрите, как жанр создается на наших глазах! – ныне популярную, даже затертую тему: внутреннее превосходство человека над богами. Конечно, можно вспомнить целый ряд текстов-предшественников – прежде всего созданных в эпоху романтизма; однако холодно-аристократическая ирония Дансени, как обычно, двусмысленна.
Человек, узнавший тайну богов, умирает от укуса змеи, успев только сказать: «Она (тайна) в том…» А жители Йарнита говорят: «Если Йарни Зей никакой не бог, значит, нет в Йарните никого могущественнее людей»[129]– и прогоняют лютый Голод из своей земли; но потом возвращаются к старой вере – на всякий случай. Душа царя ради забавы богов помещена в тело раба, но после смерти повелевает самими богами.
То, что у многих авторов фэнтези стало бы догмой, у Дансени пребывает в тумане неопределенности. Автор не возвеличивает человека, но расшатывает устои мироздания: ведь в итоге победа остается не за людьми и не за богами, но за Временем.
Дальше – больше: в сборнике «“Меч Веллерана” и другие рассказы» (1910) Дансени, по словам Джона Клюта, «чуть ли не единолично создал жанр “меча и магии”, причем без сюжетных излишеств»[130]. Вот рассказ «Крепость Несокрушимая Иначе Как Для Сакнота»: молодой герой Леотрик, чудесный меч, победа над драконом Тарагавверугом, вторжение в зловещий замок и свержение темного властелина – всё на месте. Но на месте и авторская ирония. Одни говорят, что Леотрик победил врагов, другие полагают, что кошмары, насылаемые злым чародеем, были простой лихорадкой, «и, одержим недугом, Леотрик отправился ночью в болота и видел кошмары, и в бреду неистовствовал, размахивая мечом.
А третьи уверяют, что не было на свете селения под названием Аллатурион, и Леотрика тоже не было.
Мир да пребудет с ними. Садовник собрал осенние листья. Кто увидит их снова, кто о них вспомнит? И кто может сказать, что бывало в давно минувшие дни?».
128
Пер. В. Кулагиной-Ярцевой. Цит. по: Э. Дансейни. Рассказы сновидца. – СПб.: Амфора, 2000. – С. 6.
130
The Encyclopedia of Fantasy / Ed. by John Clute and John Grant. – N.Y.: St. Martin’s Griffin, 1999. – P. 303.