А книга Мэлори до сих пор читается, и читается с интересом. Она даже почти не нуждается в «переводе» на наш способ мышления. Главное – войти с ней в резонанс, поймать ритм. Разглядеть за убаюкивающими строками людей, будь то Паламид-сарацин, безнадежно влюбленный в Изольду, или Мальдизанта Злоязычная, которая глумится над рыцарем Худой Одежкой, чтобы отвратить его от смертельно опасного приключения, – не говорю уж о центральных героях. Повесть о Граале, с ее нарочитым аллегоризмом, принадлежит к худшим страницам «Смерти Артура» (хотя этический кодекс, извлеченный из нее тем же Уайтом, весьма любопытен), а вот последние части, посвященные главным образом Ланселоту и Гвиневере, по своей строгой четкости и трагизму имеют мало соперников в средневековой литературе. Да пожалуй, что и в позднейшей прозе. Но черный свет последних страниц производит такое сильное впечатление не в последнюю очередь благодаря контрасту с пышным многоцветьем первых частей – хотя и там встречаются зловещие предвестья: чего стоит одна только глава, в которой Артур, как новый Ирод, приказывает утопить всех младенцев, чтобы уничтожить с ними и Мордреда.
Не Мэлори всё это сочинил? Да. Так же как не Гомер придумал Троянскую войну.
Но Гомер и Мэлори создали миры, куда до сих пор наведываются любители старины, исследователи, мародеры и варвары.
Или же те, кто до сих пор не утратил надежду на Возвращение Короля.
Никто необъятного объять не может. Замечательные монографии А. Михайлова и Е. Мелетинского, объемная «Энциклопедия короля Артура и рыцарей Круглого Стола» А. Комаринец – книги, служащие путеводителем для каждого русского «артурианца», – это лишь заметки на полях великой традиции.
Анджей Сапковский в своем знаменитом «Варенике-Пируге» прекрасно (и едва ли не исчерпывающе) написал о том, что «артуровский архетип» лежит в основе самого жанра фэнтези. Роскошный гобелен растянули по ниточкам: здесь – образ (чудесный меч Короля; Бесплодная Земля), там – мотив (героический квест), а уж что это за меч и что за земля – толкинский Мордор, послевоенный мир в поэме Т. С. Элиота или стивен-кинговский «industrial», – зависит от склонностей и таланта автора.
Артуровский эпос прорастал сквозь многовековые слои английской культуры, подчас причудливо переплетаясь с совершенно иными традициями. «Это пророчество сделает Мерлин, который будет жить после меня», – глумится язычник-Шут в «Короле Лире», сюжет которого взят непосредственно из Гальфрида Монмутского.
Но Шекспир, Спенсер, Мильтон и многие другие наследники летописцев Камелота ждут нас за поворотом дороги.
_________________________
4. Эта грубая магия
Я вызвал вихри, солнце помрачил,
Взметнул ревущую зеленость моря
В лазурь небес…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По моему веленью из могил
Жильцы очнувшиеся выходили –
Такая мощь у магии моей.
Но с грубой этой магией теперь
Я расстаюсь.
Уильям Шекспир.
«Буря» (пер. О. Сороки).
Чуть более ста лет разделяет издание «Смерти Артура» и достославные приключения Дон Кихота Ламанчского. Время, достаточное для того, чтобы открытия превратились в штампы, утопия стала сказкой, а вдохновение – безумием.
Сто двадцать рыцарских романов издано в одной только Испании за XVI век![3] В Новый Свет колонизаторы завозят почти исключительно эти книги; то ли поиски Эльдорадо оборачиваются воплощением мечтаний о рыцарских подвигах, то ли романы становятся компенсацией для тех, кто так и не нашел обетованную страну. И сразу же у завоевателей возникает подозрение: а вдруг индейцы, поначитавшись «Амадиса Гальского», возьмут да и воспримут всерьез рыцарские идеалы? (Не в первый раз в этом цикле статей замечу: какой сюжет! какой возможный сюжет!).
Книги, прежде бывшие единичными творениями мастеров, превращаются в массовый продукт – со всеми, столь хорошо нам известными, последствиями. Чудовищное упрощение на всех уровнях текста, кроме разве что фабульного. Сам «Амадис» не так уж плох, да и его многочисленные наследники искренне стремились развлечь почтеннейшего читателя, пробудить в нем чувства добрые и показать, что «добрые дела всегда вознаграждаются». Потомки обвиняли Сервантеса в том, что он насмешкой убил рыцарский дух. Напротив: насмешкой – возродил, ибо всерьез воспринимать безумия того же Амадиса или невинность девиц, которые сходили в могилу «столь же целомудренными, как и их матушки», было, разумеется, невозможно.
3
Этот и другие факты взяты из увлекательной книги Всеволода Багно «Дорогами “Дон Кихота”» (М.: Книга, 1988), к которой и отсылаю читателей.