«Подвальная часть замка состояла из множества низких сводчатых коридоров, настолько запутанных, что до крайности взволнованной Изабелле нелегко было найти дверь в тот погреб, откуда начинался ход. Пугающее безмолвие царило во всех этих подземных помещениях, и лишь иногда порывы ветра сотрясали раскрытые ею двери, заставляя их скрипеть на ржавых петлях, отчего по всему мрачному лабиринту прокатывалось многократное эхо. Каждый шорох вызывал у Изабеллы новый прилив страха…» Повторяю еще раз: это не штампы, это находки. Мервин Пик в трилогии «Горменгаст» (1946-1959) сбрызнул мощи готического романа живой водой иронии – но, тем не менее, истово придерживался традиции двухвековой давности.
Наконец, не кто иной, как Уолпол вновь пробудил интерес к привидениям, которые, бедняжки, прозябали под ярлыком «суеверие». Вспомним диалог из «Трех мушкетеров», который мне представляется весьма правдоподобным:
«– Вы верите в привидения? – спросил Атос Портоса.
«– Я верю только тому, что видел, и так как я никогда не видел привидений, то не верю в них, – ответил Портос.
– Библия, – произнес Арамис, – велит нам верить в них: тень Самуила являлась Саулу, и это догмат веры, который я считаю невозможным брать под сомнение».
Вот, собственно, и все варианты. Неупокоенный дух, жаждущий мести или, напротив, стремящийся предупредить своих потомков о грядущих бедствиях, заново введен в литературу Уолполом. Вариации на тему (от «Пиковой дамы» до «Кентервильского привидения», от «Неопытного привидения» Герберта Уэллса до фильма «Другие») чрезвычайно расширили сферу жизнедеятельности… или, точнее, посмертной деятельности этих духов, но все авторы XIX-XXI веков добивались и добиваются одного и того же: веры в то, что обычный человек именно так (с ужасом, с восторгом, с любопытством, с недоверием, с зевком) отреагирует на встречу с призраком. То есть – исполняют завет Уолпола.
Автор «Замка Отранто» не был «гением» – то есть творцом неустаревающих произведений. Но его интуиции могли бы позавидовать многие признанные классики. Открытия Уолпола превратились в штампы со скоростью, прямо пропорциональной популярности повести. Полвека спустя, в 1816 году, когда классический готический роман клонился к упадку (чтобы возродиться в прозе романтиков и неоромантиков), в русском журнале «Сын Отечества» появился иронический рецепт по составлению образцовых произведений в этом жанре. Своего рода «малый типовой набор» начала XIX века. Итак:
«Имейте старый развалившийся замок… Замок должен быть необитаем. Потом сделайте в нем в каждом этаже длинные, узкие, темные и излучистые коридоры; они должны примыкать к пространным залам, наполненным гнилыми мебелями, старыми шкафами и прочим тому подобным. Вам также надобно иметь в стенах несколько железных дверей, открывающихся посредством тайных пружин… присовокупите к сему сырые, мрачные подземелья.., в коих должно находиться довольное число темниц, самых ужаснейших, какие только можно вообразить. Не забудьте также расположить недалеко оттуда какой-нибудь лес, непроницаемый лучами солнца. В нем должны находиться: Первое: древнее аббатство, стены коего обросли мхом; унылые и однообразные звуки колоколов одни только нарушают тишину сего ужасного уединения. Второе: ущелье, самое узкое, между двух каменистых гор, с которых нависшие утесы во всякого вселяют трепет. Третие: хижина на скате какого-нибудь холма. После сего заведите разбойников около ваших выбоистых дорог, а в хижине поместите пустынника лет в 90 или более, потому что в таком уединенном месте необходимо нужен на всякий случай какой-нибудь сострадательный человек, чтобы перевязывать раненых и доставлять пищу путешественникам. Что же касается до развалившегося замка, главного места ужасных приключений, то он будет служить убежищем или фальшивым монетчикам или какому-нибудь мстительному и ревнивому испанцу… Когда расположите места и запасетесь таким образом, то будете иметь все нужное для вашего романа…»
Это пародия не только и не столько на Уолпола, сколько на сочинения его ближайших последователей – Анну Радклиф, Мэтью Грегори Льюиса и других. Исследователи немало потрудились над классификацией готической прозы, различая, кто из писателей держит читателя всего лишь в «напряжении» (suspense), кто приводит его в «ужас» (terror), а кто вообще издевательски пародирует жанр.
Простоты ради можно выделить два критерия классификации: место действия и объяснение чудесного. Понятно, что в каком-нибудь «Джиннистане» готических замков век не водилось, однако же, помимо «европейской» разновидности готического романа существовала и разновидность «восточная», со всеми полагающимися атрибутами вроде пустынь, змей и джиннов (или, как именовали в русских переводах, «Жени-духов»). Представителем «восточной готики» был, к примеру, Уильям Бекфорд, автор «арабской сказки» «Ватек». Не будем забывать, что именно в XVIII веке Европа знакомится с «1001 ночью» – а вернее, создает «1001 ночь», поскольку арабские сборники не знали четкой разбивки именно на такое количество «порций». Да и Аладдин с Али-Бабой – плоды фантазии европейских переводчиков, а не арабских сказочников…