Но между XVIII и XX веками – дистанция если не огромного, то, во всяком случае, весьма солидного размера. Ее заполняют предромантические и романтические романы-странствия. В особенности важен для нашего дальнейшего разговора роман «Генрих фон Офтердинген», оставшийся незаконченным: Фридрих фон Гарденберг, более известный под псевдонимом Новалис, умер в возрасте двадцати девяти лет в 1801 году. Поиски голубого цветка (образ тоски по идеалу) оборачиваются для Генриха поисками предназначения, которое заключается в том, чтобы стать поэтом-магом и превратить мир в страну чудес.
Влияние Новалиса на «паломников в страну Востока», в «Эгипет» и другие волшебные страны – несомненно. Однако на современную фэнтези оказал большее и непосредственное влияние не сам Новалис, а один из его верных учеников.
Помните сказку Толкина «Лист работы Мелкина»? Ее главный герой был художником скромного таланта, но картина, которую Мелкин так и не закончил, по милости высших сил воплотилась в инобытии и для многих путников стала «лучшей дорогой в Горы».
К тому же образу прибегнул и К. С. Льюис. В аллегории «Расторжение брака» он описывает путь своего альтер эго из ада («серого города») в чистилище и предгорье рая, а спутником, путеводителем и учителем героя оказывается не Вергилий, как в «Божественной комедии», а…
«Передо мной было божество, чисто-духовное создание без возраста и порока. И в то же время я видел старика, продубленного дождем и ветром, как пастух, которого туристы считают простаком, потому что он честен, а соседи по той же самой причине считают мудрецом. Глаза у него были зоркие, словно он долго жил в пустынных, открытых местах, и я почему-то догадался, что их окружали морщины, пока бессмертие не омыло его лица.
– Меня зовут Джордж, – сообщил он. – Джордж Макдональд.
– О, Господи! – закричал я. – Значит, вы мне и скажете. Уж вы-то не обманете меня.
Сильно дрожа, я стал объяснять ему, что значит он для меня. Я пытался рассказать, как однажды зимним вечером я купил на вокзале его книгу (было мне тогда шестнадцать лет), и она сотворила со мной то, что Беатриче сотворила с мальчиком Данте – для меня началась новая жизнь. Я сбивчиво объяснял, как долго эта жизнь была только умственной, не трогала сердца, пока я не понял, наконец, что его христианство – неслучайно. Я заговорил о том, как упорно отказывался видеть, что имя его очарованию – святость…» (пер. Н. Трауберг).
Кто же он такой – Джордж Макдональд, писатель и пастырь? Как его «очарование» и «святость» связаны с современной фэнтези? Давайте разберемся.
Есть плохие книги, которые очень любят хорошие люди. Таких книг много, но перечислять их не стану – вдруг еще обидится кто.
Книги эти читаются как бы «поверх текста». Тот же Льюис признавал, что Макдональдс не великий мастер словесного искусства – но несравненный творец мифов. А миф не столь прочно связан со своим воплощением и оформлением, как, например, сонет Китса. Если, – продолжает Льюис, – вам перескажут роман Кафки, а потом вы его прочитаете, то ничего принципиально нового не узнаете: важна сама ситуация, созданная писателем, а слова начинают казаться второстепенными.
Можно спорить о том, так ли это по отношению к Кафке (или, скажем, Борхесу), но то, что подобные «мифы» существуют, несомненно. Говоря о Макдональде и Кафке, Льюис, конечно, говорил и о себе.
Впрочем, неверно было бы представлять дело так, будто Макдональда ценят только за талант мифотворца или за христианскую проповедь, которая не во всех его книгах лежит на поверхности. Нет – многие поклонники писателя (к которым не принадлежит автор этих строк) видят его величие и в том, как именно передано то сновидческое ощущение, которое пронизывает его фантастические книги, и взрослые, и детские.
Я бы сказал – «судите сами», но судить-то как раз очень непросто. Макдональда переводили на русский мало и, как правило, плохо. Есть нижегородская группа энтузиастов, довольно удачно воссоздавших по-русски две главные книги Макдональда, «Фантастес» и «Лилит», есть переводы сказок, выполненные Светланой Лихачевой… Но сборник «Принцесса и гоблин» (М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003), здание «Лилит» в серии «Предшественники Толкина» (М.: АСТ – Ермак, 2004) – ужасны. Где-то текст искажен по неграмотности переводчиков, где-то – сознательно («В русской переводческой традиции трагический конец повести [«Принцесса и Курд»], созданной Макдональдом в период глубочайшего душевного кризиса, изменен. Если в Англии издавна считалось, что ребенок должен не только радоваться, но и плакать над книгой… то у нас принято, чтобы в сказке все-таки был хороший конец»). И почти везде утрачена авторская интонация, то есть – атмосфера книг.