1б. Мир этот может быть подробно описан как обладающий своей культурой, историей, географией и т. д.
2. В этом мире действует волшебство (магия) как логически непротиворечивая система правил, закономерностей, принципов, законов и т.п. (В отличие от магического реализма, где чудесное всегда асистемно и, как правило, единично.)
2а. В случае, если система волшебства отсутствует, но соблюдается любое из условий 1–1б, текст относится к жанру фэнтези («Горменгаст» М.Пика, «Уотершипский холм» Р.Адамса).
3. Критериями, отделяющими фэнтези от сказки, являются трудноопределимая «серьезность» авторских намерений, степень проработанности мира и т. п.
4. К фэнтези не относятся произведения, в которых:
4а. Сюжетно определяющим является мистический или религиозный элемент;
4б. Традиционные фэнтезийные (магические, мифологические, фольклорные) элементы получают рациональное обоснование – здесь мы имеем дело с научной фантастикой или научной фэнтези (технофэнтези).
Вооружась этим знанием, мы двинемся за пределы ведомых нам полей. Подойдя же к Дереву, мы отправимся не вверх, к листве, но вниз, к корням – к истокам жанра фэнтези, а затем станем свидетелями его младенчества и зрелости. Мы стоим у ворот, а дорога вдаль и вдаль ведет…
Здесь, в начале ее, самое время сделать привал. И если ты, читатель, откажешься следовать за мною дальше, я не виню тебя. Дорога сия – нелегка.
Джин Вулф.
«Книга Нового Солнца»
(пер. Д. Старкова).
_________________________
2. Король Былого
На Британских островах дети вырастают с кромлехами, римскими дорогами и фортами иной раз буквально у себя на заднем дворе. У меня бывают мрачные моменты, когда я задумываюсь, а не бросить ли американцам вообще писать фэнтези.
Майкл Суэнвик.
«Прошлое – это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?..»
Так Томас Манн начал свое эпическое повествование об Иосифе и его братьях: к какой временной точке мы бы ни отнесли начало человеческой истории, тут же из темноты вынырнет очередная предыстория…
Так же дело обстоит и с жанрами. Когда мы вглядываемся в сумрак многотысячелетней давности, пытаясь определить, где заканчиваются мифы и сказки, а фэнтези берет свое начало, – очертания расплываются и ничего нельзя сказать определенно.
Гомер? Аристофан? Платон с его Атлантидой (явный политический миф на легендарном материале – почему бы и нет…)? Лукиан?..
Вот уже почти полторы тысячи лет западную цивилизацию сопровождает некая история. Рассказ о том, чего никогда не было – о том, что, скорее всего, было совсем не так, о том, во что продолжают верить. О том, что когда-то вернется.
И подхватили те, что на холмах,
«Вернулся – трижды краше, чем был встарь».
И отозвались голоса с земли:
«Вернулся с благом, и вражде – конец».
Тут зазвонили сто колоколов,
И я проснулся – слыша наяву
Рождественский церковный перезвон.
(Альфред Теннисон, пер. С. Лихачевой)
Нет, история, о которой я говорю, – не религиозное учение (хотя христианство и язычество в ней слиты – не разделить). Возможно, это миф… но тут меня перебивает презрительный голос Честертона: «Миф? Возможно! Но вы, сэр, никогда не станете мифом!»
Через тридцать три года исполнится ровно 1500 лет со дня Камланской битвы, где пали Мордред и Артур (537 год).
Четырнадцать веков спустя, во время Второй мировой войны, Теренс Хенбери Уайт завершит свою знаменитую тетралогию «Король Былого и Грядущего» прекрасными, проникновенными словами:
«В ту пору судьба назначила ему умереть и, как кое-кто уверяет, быть перенесенным в Авалон, где он мог ожидать лучших дней. В ту пору судьба Ланселота и Гвиневеры состояла в том, чтобы принять постриг, а судьба Мордреда – в том, чтобы погибнуть. Судьба человека – того ли, иного – это нечто менее капли, пусть и сверкающей, в огромном и синем волнении озаренного солнцем моря.
Пушки противника громыхали тем разодранным в клочья утром, когда Его Величество Король Англии с миром в душе шагнул навстречу грядущему».