Главу рогатую ласкает легкий хмель,
В одной руке его стакан, в другой свирель! –
Он учит петь меня; и я в тиши дубравы
Играю и пою, не зная жажды славы.
Это пятнадцатилетний Лермонтов, отличный показатель литературных мод.
В Англии же образцовые стихотворения о великом боге создала Элизабет Баррет, в замужестве Браунинг. «Мертвый Пан» (1844) завораживает звуковой инструментовкой, а «Свирель» (1860) раскрывает тему по-новому: пробуждается нечто древнее и мифически-безжалостное.
Сладостно, сладостно, сладостно, Пан!
Стелется трель у реки!
Сладостно млеть нам, великий Пан!
И солнца лучи погаснуть забыли,
Лилии ожили, стрекозьи крылья
Снова трепещут у самой реки.
Но зверь по природе великий Пан,
Хохочущий у реки,
Хоть людям дар песен от Пана дан:
Истинный бог, он тем и велик,
Что жалеет сорванный этот тростник,
Которому век не шуршать у реки.
(Пер. А. Парина)
Для умирающей Элизабет Браунинг это стихотворение было – о цене, которую приходится платить поэту, «мыслящему тростнику»; отсюда и элегическая интонация. Много позже Роберт Браунинг пройдет по следу своей жены и напишет чрезвычайно жесткое стихотворение «Пан и Луна» (1880), в котором перескажет миф о соблазнении лунной девы козлоногим богом, – но отбросит всяческую романтику: не соблазнение – изнасилование. «Но зверь по природе великий Пан…»
В 1855 году выходит в свет «Эпоха Легенд, или Повести о богах и героях» Томаса Булфинча – книга, которая для английского читателя значит примерно то же, что «Легенды и мифы Древней Греции» Николая Куна – для читателя советского. В главе «Сельские божества» Булфинч не только пересказал древние мифы, но и собрал самые заметные поэтические сочинения, посвященные Пану: промежуточные итоги были подведены.
Тем временем европейская культура открывает для себя подлинную Грецию (1871 – Генрих Шлиман раскапывает Трою) и темную сторону античной культуры, о которой Шиллер и знать не хотел (1872 – «Рождение трагедии из духа музыки» Фридриха Ницше). И пока Оскар Уайльд в стихотворении «Пан» (1881, пер. В. Широкова) сокрушался о том, как «сер и стар наш новый мир», – свирель бога зазвучала совсем иначе.
«Слишком пристально рассматривать опасности, слишком внимательно прислушиваться к угрозам, неумолчным в победной музыке мира, отдергивать руку от розы из-за шипов, от жизни – из-за смерти: вот что значит страшиться Пана» (Р. Л. Стивенсон. «Флейта Пана», 1878).
На континенте к этому еще не пришли. Бодлер в «Цветах зла» (1857) заклинал «больную музу»,
Чтоб ритмы, где звучат стихийные начала,
В кровь христианскую Античность источала,
Чтобы в веках царил создатель песни Феб
И с ним великий Пан, дарующий нам хлеб.
(Пер. В. Левика)
Манерное тургеневское «стихотворении в прозе» «Нимфы» (1878, опубл. 1882) провозгласило воскресение Пана – однако один вид золотого креста на церкви прогнал явившихся духов. «Но как мне было жаль исчезнувших богинь!» В рассказе Анатоля Франса «Святой Сатир» (1895) старый бог становится свидетелем смены мировых эпох – Сатурна сменяет Юпитер, Юпитера Христос; сатир принимает крещение и умирает – чтобы остаться бессмертным и вечно пребывать в сердце неизменной природы. (Через двадцать лет, в «Восстании ангелов», Франс создаст новый вариант мифа о Пане, уже откровенно антихристианский.) Не так интересен рассказ Франса сам по себе – еще одна попытка примирения язычества и христианства (одновременно с Мережковским!), – сколь важно его влияние на живопись. Ведь прочитав «Святого Сатира», Михаил Врубель написал своего знаменитого «Пана» (1899); однако рассказ Франса стал лишь поводом, а происхождение врубелевского Пана (или «Сатира», как сам художник называл картину) – поэтическое, благо стихотворений о древнем боге в русской литературе было немало.
И всю природу, как туман,
Дремота сладкая объемлет;
И сам тогда великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет.
Ф. Тютчев. Полдень
(1829 – одновременно с Лермонтовым)
За год до Франса и Мережковского некий малоизвестный (в то время) английский писатель выпустил в свет книгу, которая многих читателей попросту возмутила – а заодно и ознаменовала начало нового этапа «паномании», продлившегося добрых тридцать лет. Книга эта – повесть Артура Мейчена «Великий бог Пан», и даже «декадентская» обложка Обри Бердслея не могла подготовить читателей к ее мрачному содержанию.