Повествования, в которых Артур спускается в подземный мир Аннуин за котлом поэтического вдохновения и чудесным мечом; в которых Кай и Горхир поднимаются вверх по реке на спине говорящего лосося; в которых великан дает воину, посватавшему его дочь, невыполнимые поручения общим числом 38, а жених всё приговаривает: «Я с легкостью сделаю это, хоть и кажется оно трудным», – повествования эти не могли бы породить ту артуриану, которая нам известна. Да и артуриану вообще. Фэнтези же обратилась к ним много веков спустя.
Многовековая традиция завершалась. Миф исчезал. Он уже не был актуален – его вытесняли история и политика, но не поэзия. Реальный холм Гластонбери был отождествлен с легендарным Авалоном, и в конце XII века там были обнаружены могила с великанскими костями и крест, на котором сохранилась надпись «Здесь покоится прославленный король Артур вместе с Гвиневерой, его второй женой, на острове Авалоне». Артуром клялись короли, его прославляли святые.
Но миф не исчез, и даже фантастика только ожидала своего часа. «Когда-то» превратилось во «всегда»: царство Артура утратило начало и конец, так сказать, растеклось по всей европейской истории. Меньше, чем через двадцать лет после «Истории Гальфрида», в 1155 г., нормандец Вас в «Романе о Бруте» не только вспомнил о «бретонской надежде» на возвращение короля, но и впервые поведал о Круглом Столе.
Образ был найден; создание мифа почти завершено (однако Грааль всё еще сокрыт).
Три великих писателя, как атланты, держат на себе громадное здание: Кретьен де Труа, Вольфрам фон Эшенбах, Томас Мэлори. О них мы и поговорим в следующий раз.
_________________________
3. Король грядущего
Здесь завершается книга о Короле Былых Времен… Здесь начинается также, — если по счастливой случайности найдется в будущем муж, который переживет эту пагубу и сможет продолжить начатую работу, — надежда на Грядущего Короля.
Т. Х. Уайт.
«Книга Мерлина» (1942 год).
Тремя именами обозначена магистральная линия развития артуровского эпоса: Кретьен де Труа, Вольфрам фон Эшенбах, Томас Мэлори. Нельзя не упомянуть и еще одного автора, вероятно, не уступавшего этим троим – безымянного «Поэта “Перла”», или «Поэта “Гавейна”» – автора знаменитых поэм XIV века «Перл» и «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». Обеими вдохновлялся Толкин (в стихотворениях из «Тома Бомбадила» и в «Фермере Джайлсе»), ему же принадлежит образцовое издание «Гавейна», – однако придется оставить этот замечательный образец аллитеративной поэзии в стороне: на историю фэнтези «Зеленый Рыцарь» оказал влияние разве что опосредованно. В прошлом году – не прошло и шести веков – поэму наконец-то издали на русском языке (в серии «Литературные памятники»), так что – приглашаю к чтению. А «Окассен и Николетта» – замечательно смешная и трогательная история, которая словно просится на экран: недаром ее разыгрывали перед публикой жонглеры, чередуя прозу и стихи!.. Но обо всем не расскажешь.
Что же касается Кретьена, Вольфрама и Мэлори, имена эти для многих читателей не сплавляются в одно лишь потому, что первые двое писали стихами, а третий – прозой. Да еще потому, что название «Смерть Артура» стало своего рода «лейблом», сюжеты романа многократно тиражировались, а значит Мэлори – в заведомо выигрышном положении.
Но эти писатели совершенно различны, в чем убедится каждый, кто возьмет на себя труд… Нет! Каждый, кто получит удовольствие от чтения их книг.
Читать их лучше в хронологическом порядке: не академизма ради, но для того, чтобы лучше понять движение. От ярко раскрашенных двумерных фигурок – к живым, хотя и смутно видимым людям. От гобелена – к пейзажу за странным окном. От рыцарских (почти донкихотских) терзаний – к удивительной глубине и многозначности, а потом – к четкому (и в этом смысле упрощенному) кодексу чести. Нарушите последовательность, и утратится цельность.
Кретьен де Труа, ученый клирик XII века, обманчиво прост.
Прост – потому что бесхитростен. Рассказанные им истории полны деталей, которые, верно, даже тогда вызывали улыбку. Вот ручной лев Ивейна, думая, что его хозяин мертв, пытается заколоться мечом. Вот Эрек, запретивший своей жене Эниде разговаривать с ним; бедняжка снова и снова нарушает приказ и предупреждает мужа о грозящих опасностях, за что и получает от него (после очередной славной победы) очередную нотацию. А уж эпизод из «Клижеса», в котором патентованные садисты пытаются доказать, что героиня всего лишь притворяется мертвой, сделал бы честь даже Квентину Тарантино – настолько неожиданно в нем соединяются жуткое и смешное.