— Ну мама, мы скоро? — маленькая девчушка в сарафане с такой же большой шляпой с широкими полями стоит около неё, с нетерпением ожидая, когда они двинутся дальше.
— Погоди, неугомонная, — тихо ответила девушка, глядя на фонтан.
— Что ты делаешь?
— Загадываю желание.
— И какое? Много денег?
— Нет, глупая. Я загадываю, чтоб… всё было хорошо у одного человека, — вздохнула она.
— Какого? — хлопая большими глазами, спросило непосредственное дитя.
— У простого…
С грустью вспомнив тех, кто был теперь уже частью её прошлого, девушка вернулась к минувшим дням, чтоб напоследок отдать дань уважения тому, кто отпустил её с миром и дал возможность попробовать начать всё заново. Она бросила прощальный взгляд на фонтан, у которого загадала желание, после чего взяла за руку девочку и покинула с ней эту площадь.
Это была не конечная остановка, и обоих ещё ждало небольшое приключение в чужой стране. Но ни одна, ни другая его не боялись. После серого города мир пестрил яркими красками, которые буквально подталкивали их к жизни, обещая, что всё будет хорошо. На одной из остановок они сели на междугородний автобус, который повёз их через леса Амазонки, всё дальше и дальше увозя их от прошлого.
***
Холодный воздух, который проникал в мои лёгкие. Это было первым, что я почувствовал, когда очнулся. Холодный, колющий лёгкие воздух. Он буквально обжигал нос, от чего хотелось дышать ртом, лишь бы лишний раз не вдохнуть его через нос.
Я медленно открывал глаза, возвращаясь в сознание как после глубокого сна. Голова болела неимоверно, но куда сильнее болело лицо. Его практически жгло, словно кто-то прижал к нему раскаленную кочергу, оставив страшный ожог.
Я заставил себя сесть и оглянуться по сторонам.
Что я почувствовал, когда понял, что ещё жив?
Ничего. Абсолютно ничего не почувствовал. Такое странное ощущение, словно внутри пусто и ты не знаешь, как на это реагировать. Было как-то… наплевать. Возможно, сказывалась авария, в которую я должен был попасть, когда увёл машину с дороги в обрыв.
А может и тот факт, что мне было в принципе наплевать после случившегося, мёртв я или жив. Потому что в голове крутилась только одна мысль — предали. Меня предали и выбросили… я просто один…
Логикой я понимал, что сейчас не время для подобных мыслей и если я жив, то надо жить дальше, но в душе всё было буквально разрушено. Хотелось буквально на месте удавиться до состояния хладного трупа. Ни цели, ни желаний, ничего… хотелось просто лечь обратно на землю и уснуть в этом прекрасном свежем лесу под открытым небом, чтоб никогда не просыпаться. Может это бы спасло меня от тех дербанящих всё за рёбрами чувств, которые не давали покоя.
Пусть я и не хотел жить теперь, но человек — слишком упрямое создание, чтоб просто так умереть. Я с трудом смог отогнать навязчивые мысли и заставить себя подняться, пусть в душе было до боли пусто и больно.
Очень медленно я поднялся на ноги и обнаружил, что в принципе тело в порядке. Ни руки, ни ноги не болели, дышать было более-менее легко, да и двигался вроде как нормально. Меня это не обрадовало, было настолько наплевать, что, обнаружь я даже собственную оторванную руку, глазом бы не повёл. Вот только лицо неимоверно жгло. Когда я приложил к нему руку, то вообще обнаружил, что на ощупь одна из его сторон напоминает по большей части фарш, чем кожу. Вся ладонь была перепачкана в крови после прикосновения. Да и правая рука была подрана очень сильно. Но по этому поводу я не испытал ничего.
Уже светлело, откуда следовало, что сейчас около восьми часов утра. Вокруг был лысый лес. Густой лысый лес гор Сихотэ-Алиня. Судя по наклону земли, я до сих пор был на его заросших деревьями склонах.
В метрах пяти от меня был явственно виден след вспаханной земли, на которой сохранились куски битого стекла, краска, отломанная пластмасса и прочие детали улетевшего автомобиля. Видимо, при ударе меня выбросило из машины прямиком через лобовое стекло, и ковёр из листвы и веток спас меня. А ещё тот факт, что я очень жирный. Однако судя по разорванной одежде, ранах на руках и лицу, меня знатно протащило по земле.
Говорят, что чудеса случаются, но почему-то я не был рад этому чуду. Совершенно не был рад, словно меня приговорили к пожизненному вместо обычной спасительной смертной казни. В голове назойливый голосок, не переставая, шептал, что лучше бы я умер здесь, чем продолжал вот так жить.
И всё же… оставалось незаконченное дело, которое надо была завершить, прежде чем накладывать на себя руки или ждать естественной смерти. Те ублюдки, что решили, что могут распоряжаться чужими жизнями и им ничего за это не будет. Считающие себя хозяевами не только своей жизни, но и чужих. Надо было убедиться, что никто из них не уйдёт отсюда. Раз они решили, что могут вести себя так, словно все им должны априори, тогда пусть получат реальность.