– Согласен. Но теперь-то ты знаешь, что после смерти нам покоя не видать. Значит, всё по новой?
– Наверно я наивна, но кажется мне, что могут быть и другие варианты исхода в небытие. А вдруг можно что-то исправить?
– У нас есть выражение «Надеяться на русский авось», оно очень подходит для данного случая.
– Если представится возможность воскреснуть из мёртвых, то я наверняка ей воспользуюсь, – резюмировала наш разговор Эмми.
Грешный судья
Будучи ещё совсем маленьким, я, как и все дети, совершал поступки, лежащие за гранью этических норм в понимании взрослых. Однажды, прося прощения у отца за какую-то проказу, я услышал фразу, которая глубоко осела у меня в душе:
«– Сынок», – говорил он наставительным тоном», – говоря «прости», ты принимаешь на себя обязательство больше так не поступать. Я прощаю тебя, но, если ты нарушишь своё обязательство, мне придётся тебя наказать. О прощении в таком случае речи быть не может.
Мать отца и моя бабушка поступала по-другому. Она, умудрённая годами, понимала, что требовать от ребёнка выполнения данных им обещаний наивно, и перекладывала ответственность на бога. Когда я говорил: «Прости» – она отвечала: «Бог простит». Только когда у меня появились собственные дети, я понял, что договор с отцом был более действенной мерой воспитания. А божье всепрощение развращает своей безнаказанностью. Наверно, по этой причине наши отношения с богом не сложились. В молодости мне попалась интересная книжка, написанная каким-то летописцем о папе римском Иоанне XXIII, которого звали Балтазар Косса. В его жизнеописании было много преступных деяний: разврата, убийств, предательств и разных непотребств. Но больше всего меня шокировало то, что он придумал индульгенции – отпущение грехов за деньги для пополнения папской казны. Грешный народ пачками скупал индульгенции по установленному тарифу, ничуть не страдая от мысли, что аморальность данного акта вопиет об отсутствии всякого возмездия. Правда, этого папу впоследствии предали анафеме и вычеркнули из реестра пап, но мерзкий душок остался. Когда мы с Эмми преодолели реку Флегетон и увидели крутые стены города, врезанного в скалы, как древняя Петра в Иордании, мысли о грехах стали ещё актуальней. Нам предстояла встреча с персонажем, обстоятельно описанным древнегреческой мифологией. Лабиринт Минотавра известен не менее чем подвиги Геракла или приключения Одиссея. А царь острова Крит – Минос являлся непосредственным участником этой мифологемы. Сын Зевса и Европы, скормивший Минотавру сотню юношей и девушек, сваренный заживо дочерями Сицилийского царя, был назначен на должность грешного судьи, который определял греховность прибывающих в царство мертвых. Вот такой «беспристрастный судья» ожидал нас на подступах к самому зловещему месту в царстве. Виден он был издалека. Здоровенный пузатый дядька с небритой мордой и волосатыми руками был похож на мясника из лавки. Ему не хватало только топора в руках и замызганного кровью кожаного фартука.
– Нас прислал Аид, – с ходу объявил я.
– Чем могу быть полезен? – по-канцелярски спросил Минос.
Женское чутьё подсказало Эмми стратегию ведения переговоров с такого рода напыщенным чиновником, вершащим судьбы людские, и она ласковым голосом просительницы изрекла:
– Ваша честь обладает бесценной информацией, которая представляет огромный интерес для сильных мира сего, и нас в частности. Надеюсь, мы не затрудним вас расспросами?
Лицо Миноса моментально расплылось в угодливой улыбке:
– С удовольствием окажу услугу, но всему есть цена. Моё положение обязывает взымать плату, так называемый судебный сбор, с любого, кто пользуется юридической поддержкой и судебным архивом. Вы можете заплатить тридцать монет или покаяться в тридцати грехах, отчёт о которых пополнит мою картотеку.
– Денег у нас нет, грехи мы будем искупать в другом месте, а вот Аиду будет интересно узнать о мздоимце, использующем служебное положение в корыстных целях тогда, когда под угрозой находится существование всего царства вместе с его обитателями, – с издёвкой произнёс я.
Мой упрёк произвел должное впечатление. Опять появилась подобострастная улыбка на роже судьи, и он начал быстро причитать:
– Что вы, что вы, я же шучу, ну вы же поняли меня. Розыгрыш. Стою здесь, а грешников нет. Делопроизводство встало. Скучно, понимаете ли, скучно!