Какие навыки?
Ну… будучи добровольным работником в криминале, я получил как кое-какой набор знаний о жизни, так и вербальный и невербальный опыт общения с некоторыми контингентами, включая и стойкость к ним. Скажем так, закалил собственный характер.
Попади я в такое место сразу, и чёрт знает, что бы произошло. Но я уже был частично готов и имел достаточную самостоятельность с уверенностью, чтоб не растеряться в новом месте и начать крутиться, пытаясь не помереть с голоду и от холода. Вряд ли прежний я до той работы смог бы действовать так же, правда…
Не возьмись я за ту работу, и здесь бы не оказался.
Но… смысл вспоминать об этом? Теперь другая жизнь и другой я.
В конце концов, Лапьер Нурдаулет Ерофеевич шестнадцати лет от роду умер на горах Сихотэ-Алиня: разбился на машине вместе с остальными и теперь покоится неизвестно где. Теперь есть Томас Блэк шестнадцати лет со страшными шрамами на одной половине лица и порезами с другой. Его голос сиплый, словно он постоянно болеет — сорвал от крика на природе. И Томас не весит сто килограмм, как бы странно это ни звучало — он весит семьдесят пять.
Как так могло получиться, что мой любимый жир просто исчез? Как оказалось, если около семи или восьми дней не есть, а из них ещё и около пяти-шести выбираться из леса после снегопада, вес сам собой испаряется.
Ну, не сам испаряется, естественно… хотя я рисковал раз и навсегда распрощаться не только с собственным жиром, но и с жизнью.
После аварии мне пришлось выбираться из заснеженного леса. Продирания сквозь заметённый лес выматывали настолько, что сваливался спать я, не чувствуя ног, а наутро они болели так, что хотелось выть. Всё же снег был нешуточный, настоящий снегопад, от чего дорогу иногда заметало мне едва ли не по живот. Единственным способом не сбиться с неё было ориентироваться на туннель из деревьев, выстроившихся вдоль неё.
Когда же поднимался выше на обветренные горы, слой снега на дороге значительно сокращался, а иногда и вовсе практически сходил на нет, открывая под собой чёрный обледенелый асфальт. Но в то же время в таких местах, где выдувало снег с дороги, ветер был такой, что сдувал и самого меня. Хорошо, когда дул в спину, но когда он дул в лицо, это была настоящая песня… По ощущением сравнимо с ударяющим под давлением песком или кусочками стекла в лицо. Ни разу подобное не приходилось чувствовать, но уверен, что ощущения схожие.
Снегопад шёл всего полтора дня, однако в дороге я пробыл, наверное, около четырёх или пяти. Не сильно длинный путь занял у меня достаточно много времени из-за того, что всё завалило снегом. Я едва ли не прокапывал иногда себе дорогу.
От того и ночевал я тоже в лесу.
Я никогда не увлекался подобным экстримом, что не мешало мне читать о том, как ночевать зимой в лесу абсолютно без всего. Учитывая тот факт, что я вообще любил читать и читал иногда всё подряд просто потому, что мог, было приятно осознавать в тот момент, что это действительно мне пригодилось. Я несколько ночей подряд после пути устраивался в ямах, что образовывались около стволов елей, чьи кроны создавали своего рода крышу над головой. Укутывался во всю ту одежду, что взял с собой у людей дома, после чего засыпал. А как просыпался, сразу в путь, чтобы немного разогреться после ночи.
Что касается еды… было не удивительно, что с меня спадали штаны, из-за чего мне пришлось подвязаться поясом одного из пальто. После двух дней голод сошёл на нет и был скорее лёгким, не сильно мешающим — как оказалось, было главное переждать первые дни, когда живот крутило с голода. Да и холода я не испытывал. Будучи всё в тех же штанах, что дала мне Сирень тогда на рынке, ботинках, изорванном пуховике и лыжной маске, я не сильно чувствовал холод или в случае оного закутывался в пальто, что прихватил с собой. К тому же, после снегопада температура не падала низко, почему и температура была в пределах нормы, когда я не рисковал замёрзнуть насмерть.
В борьбе с голодом мне помогали ещё и сигареты — глушили голод. Покурил и вроде как не хочешь уже есть. Хотя они выполняли и другую роль, помогая избавиться от голосов сестёр в моей голове, что возникали с завидной частотой. Это был один из первых признаков того, что у меня начинала ехать крыша.
И всё же подобные проблемы с головой у меня были неудивительны.
Последние дни после аварии я провёл в заснеженном лесу абсолютно один. Один на один с собственными мыслями, с собственной болью и бесконечным заснеженным лесом. Иногда всё становилось настолько плохо, что я кричал. Кричал во всё горло, пытаясь перекричать собственные мысли и боль, которая обрела голос дорогих мне сестёр.