— Ага, я вижу.
— Видишь… — хмыкнула она. — Фиеста особенная. Да, она плохо выражает эмоции, и у неё проблемы с речью, но она способна чувствовать хороших людей. Именно поэтому она против твоей смерти.
— Хороших людей? — удивлённо посмотрел я на неё.
— Иначе бы ты здесь не сидел, — ответила китаянка. — Она настояла на том, чтоб мы тебя не порезали её силой, — кивнула она на женщину с каре.
Хороший человек? Мне стало неожиданно смешно и больно от этих слов. Настолько абсурдного бреда я ещё не слышал.
— Хороший человек, значит? — хмыкнул я и обвёл их взглядом. — Боже… Вы хоть знаете, кто я? Знает ли ваша Фиеста, — посмотрел той в глаза, — кто я и что сделал?
— Моё решение окончательно, — холодно ответила Фиеста.
— Потому что ты дура, — рассмеялся я. — Просто дура… а-ха-ха-ха-ха-ха… хороший… Знаешь, что я сделал? — с улыбкой посмотрел я на неё.
Я копал себе могилу, но уже не мог остановиться. Хотелось выговориться, сказать, что я думаю по этому поводу. И возможно, это было не самое удачное место для подобного, но иногда, когда ты заводишься, уже не можешь остановиться даже перед лицом апокалипсиса. То ли нервный срыв от всего напряжения, то ли моя психика дала трещину, то ли я устал уже ждать здесь смерти, но остановиться уже не мог, да и не хотел.
— Мне всё равно, — покачала она головой.
— Всё равно? Я убивал людей, Фиеста. Я убивал своих лучших друзей без каких-либо колебаний. На моей душе чёрт знает сколько смертей. Я избивал, калечил, убивал, угрожал, выбивал долги, занимался торговлей наркотиков и рэкетом. И ты говоришь, что я хороший человек? Аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха… ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА… АХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА…
Я смеялся громко и хрипло, запрокинув голову вверх. Искренне гоготал на всю комнату под взглядом этих женщин, не в силах остановиться. Мне смешно, потому что мне больно. Так больно, что хочется смеяться.
Ну и Фиеста, сказанула же такое… Если раньше я верил и убеждал себя в том, что не такой, как другие, и смогу выбраться из этого, то теперь уже смирился. Поводок так туго затянулся на шее, что теперь мне осталось лишь бросить всё и бежать, чтоб избавиться от него. Я хотел быть свободным, хотел не зависеть от других и строить своё будущее сам, но стал ещё одним «свободным человеком» и теперь повязан с этой жизнью. А выбраться из неё получится, только если случится чудо. А если бы мог… стал бы? Ведь это уже как наркотик, как неотъемлемая часть тебя, когда ты втягиваешься настолько, что становишься её частью.
Фиеста сказала, что я хороший человек…
Ещё никто так жёстко не стебался надо мной.
Глава 91
Не помню, когда вообще мне приходилось так хохотать. Меня никогда не смешили анекдоты, редко смешные истории и какие-то забавные события, а здесь… Абсурдность настолько зашкаливающая, что хочется плакать. Может быть и поплакал бы, если бы не смелся так сильно. Я настолько хороший, что смотрел, как боевики казнили своего товарища, выжигая ему глаза паяльником, а сам избивал человека, который не мог выплатить долг, имея за спиной четырёх детей: сломал ему руку.
Я добрый человек, я застрелю вас… это такой бред, что сам по себе становится отличной шуткой. Это как толстый троллинг, который настолько толстый, что автоматически становится тонким.
Я смеялся, даже не пытаясь сдерживаться. Да и смысл? К тому же, я не верил, что меня отпустят, ведь я видел лица их всех и смогу при нужде опознать каждую. А найти их даже в многомиллионнике будет пусть и очень сложной, но всё же выполнимой при должном усердии задачей.
— Фиеста… ну и скажешь тоже, — взяв наконец себя в руки, посмотрел на неё. — К чему этот цирк? Надеетесь сделать из меня стукача, как она? — окинул я их взглядом.
— А если мы тебе пальцы обкорнаем? — спросила с вызовом женщина с каре. — И потом прикопаем тебя во дворе?
— И что? — посмотрел я ей в глаза, улыбнувшись, и хрипло продолжил. — У меня ничего нет, что я бы боялся потерять. Жизнь? Да, я хочу жить и боюсь смерти, это естественно, но всё же я не боюсь умереть. Боль? Да, я боюсь её, однако она приходит и уходит: я буду кричать и плакать, но это ничего не изменит. Мне нечего терять. От меня отказалась моя собственная семья. Меня предавали те, кому я доверял свою спину и душу. Я предал самого себя, свои идеалы и свои принципы. Живу иллюзией, что стремлюсь к чему-то, и пытаюсь искренне верить в это, чтоб не видеть, где в конце концов оказался. Кого вы видите перед собой?
— Человека, который оказался на самом дне, — ответила мне китаянка.
— И у этого человека ничего не осталось, что ему было бы действительно жаль терять, кроме этой самой жизни, — покачал я головой, с усмешкой смотря на неё. — Вам не заставить меня делать то, чего вы хотите. Я не буду вам помогать и особенно предавать своих.