— Послать поджарить тебя — да, но сюда вряд ли сейчас. Скоро подъедут люди от Бурого, они тебя и покараулят, а вот завтра тебе придётся задуматься над новым адресом.
— А вы?
— А что мы? Всем тоже, скорее всего, придётся сменить адрес на какое-то время, пока всё не уляжется. Это зачастую так — только начинается жарка, начинают молотить по приближённым и лейтенантам. С дилерами и так ясно — им всегда достаётся. Боевики никому нахрен не сдались — их много, эффективности от удара по ним зачастую куда меньше, а может и совсем не быть, так как всегда можно набрать новых. Зато сил тратится куда больше. Да и адреса надо ещё всех достать, ко всему прочему. В таких делах устраняют верхушку торта, так как это куда сильнее подкашивает картель или клан, чем убийство солдат. Быстрее можно закончить войну и одержать вверх.
— Значит, Бурый с Соломоном тоже сменят адрес?
— Бурый может и сменит. Пусть у него и есть охрана своя на время войны, но безопаснее всё же перебраться мариноваться в другое место. А вот Соломон законсервировался так, что не подберёшься. Ему наоборот, выгоднее томиться у себя в доме, когда можно вызвать полицию, и вся территория кишит турелями с охраной. Ну и мы сменим.
— Чего же раньше не сменили?
— Я сменил почти сразу, у меня же семья. Насчёт других не знаю, но теперь точно все переедут. Видишь, одно дело, когда враг — ему ещё надо узнать, где живёт каждый, а ты сам понимаешь, что мы не сильно светим своими адресами. Другое дело, когда среди своих стукач — тут как пить дать, они уже знают, кто где маринуется.
— Понятно… хотя всё равно мне неспокойно, если честно, — покачал я головой.
— Не бери в голову, завтра найдёшь что-нибудь почище и вкуснее. Да и к тому же… если что, зря ты так, здесь все свои перцы. Да, Фиеста оказалась гнилым фруктом, — и не только Фиеста, — но остальные чисты. Так что если что, ты знаешь, на кого можно положиться.
— Ага, — вздохнул я.
Оставался ещё один нерешённый вопрос, который требовал прояснения, но я даже не знал, как к этому подступиться. Нужно было всё сделать без лишних свидетелей, который могли бы помешать. Не обязательно уединённое место, можно даже и бар, где никто на нас не обратит внимания. Но… даже если я начну разбираться с этим вопросом, что изменится? И не изменится ли это в худшую сторону.
— Крепись, Шрам. Всё будет сладко и вкусно. Да и звони если вдруг что. Может выпить сходим вместе, а то как-то не приходилось раньше.
Возможно, на него действовало то, как я себя вёл, строя из себя умирающего лебедя. Ведь после случившегося я должен был выглядеть именно таким, чтоб не вызвать никаких подозрений. А то бодрый и спокойный — это несколько странно, так как даже самые крепкие и непроницательные ломаются. По моему представлению, именно так должны себя вести подавленные люди.
Я не видел его лица, но думаю, что он воспринял всё именно так, как и должен был.
— Я не знаю… Просто… — я несколько помедлил. Идти напиваться с Французом не казалось мне самой удачной идеей, если честно.
— Всё путём, Шрам. После такого грех не напиться, — аккуратно похлопал он меня по плечу.
— Да, — я красноречиво посмотрел на левую руку, у которой были сломаны два пальца. — Тогда как отойду и если меня не завалят.
— Не завалят. Эту неделю Бурый вряд ли тебя тронет. Может он и выглядит засранцем, но понимает, что ты пережил.
— Ага… Да.
— Тогда до звонка, — ответил Француз и без лишних сентиментальностей пошёл к лестнице.
Я же постоял немного, будто о чём-то думая, после чего зашёл внутрь. Так было нужно, чтобы показать себя задумчивым и подавленным. По крайней мере в фильмах людей, переживших такое, показывают именно такими, а мне пример больше брать и неоткуда.
Но едва я пересёк порог, как лоб ко лбу столкнулся с беременной сожительницей, которая обосновалась здесь до лучших времён — пока не родит.
И надо было видеть то, как медленно менялось её лицо с приветливо-заискивающего на удивлённо-ужасающееся. Как округлялись глаза Саки, как открывался её рот, вытягивалось лицо, будто она сейчас закричит от ужаса.
— Что с тобой?! — она, сама беременная, подхватила меня под руку, будто боялась, что я сейчас рухну навзничь прямо в коридоре. — Свет милосердный, Томас! О боже…
Казалось, сейчас Саки расплачется, а не я, как если бы это ей так досталось. С другой стороны, я знаю по себе, что в такие моменты хуже обычно тому, кто волнуется за тебя, а не тебе самому. К тому же, признаюсь, что мне грело душу то, что кто-то напуган за меня.
— Всё в порядке, — совершенно спокойно возразил я, хотя теперь мой голос был не только хриплым и тихим, но и неразборчивым. Она довела меня до кровати, после чего просто толкнула на неё.
— Твои… пальцы! У них нет ногтей?! — она схватила мои кисти и начала их рассматривать, постепенно округляя глаза.
— Авария на работе.
— Я… что там за работа?! Боже, я… я… я… — и тут она посмотрела на меня, видимо, окончательно зайдя в тупик. — А что мне сделать?
— Чай, если тебя не затруднит. И не трогай пальцы, будь так добра. Мне больно.
— Да-да-да-да-да, сейчас-сейчас, — Саки со своим большим животом засуетилась. Она вообще много суетилась, когда я что-то просил.
Таким образом Саки работала и старалась угодить, показывая свою признательность или может вообще будучи суетной сама по себе. А с пузом так вообще ходила вразвалочку, что выглядело довольно забавно, особенно когда она торопилась.
— Ты сходила к врачу?
— Тебе же тоже…
— Ты к врачу сходила? — с нажимом прохрипел я.
— Да! То есть да, сходила. Конечно сходила! Вот! — она быстро принесла мне прямо в руки листок. С… анализами, как я вижу.
Удивительно, но особо у неё ничего такого и не было. Множество неизвестных терминов, которые мне ничего не говорили, какие-то диагнозы, часть из которых я в первый раз видел, а часть слышал, но даже не представлял, что они значат. И малознакомые, как…
— Тромбоцитопения? Это… что-то с кровью? Не инфекция, как понимаю, да?
— У меня кровь плохо останавливается. Кровотечения чаще, кровят дёсны… ну, доктор так сказал. Но я здорова, это однозначно.
— В зависимости от того, что значит здоровье. А это… гидраденит? Инфекция?
— Доктор говорит, что не опасно, — она заявляла мне это едва ли не с гордостью, но при этом немного угодливо, словно боясь получить за свою дерзость.
Да, Саки часто говорила заискивающе и очень осторожно, будто боясь, что её выпнут из дома. Она походила на тот тип людей, которых легко склонить на любую сторону, что и показала её история. Слишком мягкая, похожая на какую-то кошку, немного навязчивую и подлизывающуюся, готовую угодить, которая всегда трётся тебе об руку, но готова отскочить подальше в случае опасности и потом прибежать по первому зову. Саки в этой жизни, как ни прискорбно, ничего хорошего не ждало. Этот город её просто ещё раз пережуёт и выплюнет.
— Не опасно?
— Из-за нечистоплотности или наоборот, чрезмерной чистоплотности. Или из-за беременности. Доктор сказал, чтоб пока я ничего не трогала.
— Я понял, — кивнул я, пробегая по списку глазами.
Было удивительно видеть, что у неё нет ни сифилиса, ни хламидиоза, ни гепатита. Об этих заболеваниях знал практически каждый, как знал и то, как они передаются. И видеть, что Саки не подцепила ничего из этого, было… подобно чуду. Просто даже потому, что она работала шлюхой.
Но дойдя до конца списка, я понял, что чуда не произошло.
Я перевёл взгляд с листка на неё, и Саки почти сразу сникла, неуверенно, зашуганно улыбаясь и теребя футболку.
— Что такое? — улыбнулась она до ушей, словно пытаясь всем видом показать, что она ни капельки не боится.
— У тебя ВИЧ.
— И-и-и? — протянула она, а улыбка стала практически стеклянной.
— Ты меня спрашиваешь?
— Я… Это не опасно! — тут же выпалила она. — Доктор сказал, что это не опасно для ребёнка! И это не Сипд!
— Спид.
— Да, он! Он не передаётся ребёнку, так как не передаётся, потому что не передаётся!