— И как ты живёшь с этим? — усмехнулся Пуля. — Каким бы уродом я ни был, но могу сказать с чистой совестью, что никогда не кидал своих.
— И что? Подонок или нет, это не касается тебя. Только между нами — мной и Бурым, — я вздохнул и наконец выдал. — Я не хочу, чтоб вы погибли из-за тупой разборки. Я не хочу, чтоб вы закончили на полу богом забытой квартирки ради какой-то чуши.
— А это чушь?! Теперь верность так называется?! — поднял он голос.
— Ты становишься в позу ради чего? Ради какой-то призрачной чести?
— Это называется быть человеком, — тихо сказала неунывающая Гильза слова, которые были слишком умны для неё. И которые ранили меня сильнее, чем если бы он проклинал меня. — И это не купить ни за какие деньги, Томми.
— А что Француз? Ты и его убьёшь, да? — спросил Пуля.
— Он предал всех вас. Он предал бы и меня, прижми его к стене. Таким нет доверия, а в нашем мире…
— В твоём мире, Том. Только в твоём. Не приписывай эту хуйню нам.
— Он предатель. Вот и всё. Кто предал один раз, предаст и в следующий. Искренне верящий, что все должны жертвовать собой ради других, но сам трясущийся за свою жизнь так сильно, что предал всех.
— Но мы не кинем. Ни сейчас, ни потом, — упёрто и гордо приподнял он подбородок, поджав губы.
Гильза, что стояла между нами, смотрела то на меня, то на брата, не зная, что выбрать. Отвернулась от Пули, глядя мне в глаза, и очень слабо улыбнулась.
— Ты мне нравишься, Томми. Не могу объяснить, но почему-то, глядя на тебя, моё сердечко бьётся-бьётся быстро-быстро, но…
Она сделала шаг назад, а потом ещё один шаг, пока не поравнялась с Романом.
— Прости, — вздохнула всё с той же улыбкой Дуся. — Я не брошу брата. И не брошу Бурого. И дело не в деньгах.
— А в чём?
— В человечности.
— В человечности? Да вы же людей убивали! — воскликнул я.
— Врагов. Но не своих, — вздохнула она. — Мы никогда не были одни, потому что верили друг другу. И Бурый — часть этой семьи, которой мы верим и вверяем наши сердечки. Ну а ты… — они взялись за руки, сцепив пальцы. — Прости, не судьба нам быть парочкой.
— Пожалуйста, не вынуждайте меня. Я не хочу ни тебе, Ром, ни Дусе плохого. Просто уезжайте, и всё. У вас будут такие деньги, что вы забудете об этой жизни. Забудете это как страшный сон и будет у вас всё.
— Но есть понятия. Наши понятия, — ответил, усмехнувшись, Роман. — Им не нужна логика.
— Прости, Томми, — покачала Дуся головой.
Уговоры, подкуп, едва ли не мольба уехать не подействовали. Оставался предпоследний вариант, которым придётся воспользоваться, чтоб ситуация из плохой не стала фатальной.
— Тогда я сделаю иначе, — выдохнул я. — Вы едите в любом случае со мной.
— Возьмёшь нас в заложники? — оскалился Роман.
— Я не буду вас убивать. А раз вы не уезжаете… Это ваш выбор.
— Это наш выбор, без базара, — кивнул он, после чего близнецы переглянулись, улыбнувшись.
И я понял, что сейчас произойдёт.
— Стой! — я выкрикнул это, будто слова могли что-то изменить.
Даже не расцепив рук, они потянулись кто куда: Гильза к пистолету на полу, а Пуля к автомату на столе. Схватили их, направили на нас…
А потом последовал грохот автоматов из шести стволов.
И не стало ни Евдокии, ни Романа.
Их тела отбросило, будто они стали невесомыми. Отбросило назад, когда пули прошли сквозь них, забрызгивая кровью стену позади.
Оружие выпало из ослабевших рук, с грохотом упав на пол. Романа отбросило на стену, по которой он сполз, будто засыпал на ходу и не мог больше стоять на ногах. Дуся задёргалась под пулями, после чего будто кукла, которой обрезали нитки, свалилась на пол. Оба умерли за какие-то мгновения, которых хватило, чтоб отправить ещё двух человек на встречу с богом, если тот существует.
Остался только я, да пятеро человек за моей спиной. А кажется, что никого в комнате, кроме меня, и нет. Только я, этот мирок в пару квадратов и близнецы. И ведь ещё стало так тихо после стрельбы… Я никогда не задумывался о том, как же тихо становится после подобного, когда стволы остывают, а последние гильзы перестают скакать по полу, отпустив свой подарок на волю. Такая тишина, будто созданная специально, чтоб дать тебе время понять, что ты сделал, и принять это.
Ситуация, если она может, примет наихудший оборот. И глядя на близнецов, я могу сказать, что это абсолютная правда.
Глава 143
Я смотрел на тела перед собой, вдыхая запах пороховых газов. Хотелось отвести взгляд и в то же время смотреть на них, не переставая, словно получал извращённое удовольствие от боли, которую доставляет эта картина.
— Это было проще, чем казалось, — самодовольно произнёс один из парней, который был нанят в последней волне. Состоял в банде, которая распалась года два назад сама собой.
Но вот его реплика была лишней. Она будто оскверняла ситуацию, которая только что произошла на наших глазах.
Я молча подошёл к телам и присел перед ними.
— Подождите в коридоре, — тихо сказал я.
— Нам разве не надо возвращаться? — спросил другой. — Там же наши ждут уже, да и…
— Я сказал подождать в коридоре, — поднял я голос, показывая всю безапелляционность сказанных мною слов.
Я был уверен, что они сейчас переглянулись между собой и пожали плечами. Для них это были обычные глупые бандюки, которые согласились умереть вместо того, чтоб взять деньги. Они не поймут ничего, потому что… потому что не поймут. А я понимаю. Слишком хорошо всё понимаю, и оттого мне так больно.
Их шаги удалились в подъезд, и я остался один. Несколько минут у меня ещё было, и я мог отдать дань уважения слишком верным и честным близнецам, которые свято верили в то, что говорили и делали. Была ли это глупость или же то самое человеческое, о котором все говорят? Чёрт знает… Но я вижу итог.
Аккуратно поправил волосы Дусе. Её озорной детский взгляд потерял свою яркость. Я движением пальцев закрыл ей пустые глаза, после чего посмотрел на Пулю. Тот свесил голову, будто уснул. Их не спас даже бронежилет, который мог выдержать в некоторых ситуациях автоматную пулю. Я даже проверил пульс на всякий случай, но… нет, оба мертвы. И ведь даже руки не расцепили… так и держатся, сплетя пальцы.
— Жаль, что так вышло… — пробормотал я в пустую комнату, будто извиняясь. — Надо было вам согласиться, и всё. Жили бы себе спокойно дальше…
Я вздохнул, вставая, после чего развернулся и вышел из квартиры.
Расчёт был немножко на другое, а получилось всё через задницу. Самые опасные люди — это те, кто подчиняется человеческим эмоциям, а не логике. Самые проблемные и опасные, так как заденут тебя тем или иным способом.
В коридоре меня уже ждали. Пять человек, один из которых был Молчун. Взял на всякий случай ребят, которые имеют какой-никакой, но опыт в этом деле, оставив основной группе остальных. В основной группе и так были опытные товарищи, да и стволов хватало. А здесь всё-таки их мало, а ситуация могла случиться любая, потому решил взять поопытнее.
За это время мы успели набрать восемьдесят семь человек, включая меня самого. До сотни так и не дошли, что печально, но с другой стороны, это было уже немало. Вполне достаточно, что потрепать нервы другим, заявить о себе, припугнуть и заставить присоединиться.
Только вот…
— Где Джек? — спросил я, оглядываясь, когда вышел в коридор.
— Вниз как ушёл, так не возвращался, — ответил один из них.
— Ясно… Ладно, идёмте, — слегка расстроенно приказал я. После случившегося, как бы я ни пытался взять себя руки и думать о задании, мысли упорно возвращались к близнецам, сбивая с толку. Они занимали едва ли не всё моё внимание.
И в этом была моя ошибка.
Я поддался эмоциям вместо того, чтоб думать о более насущных делах. Например, почему Джек не поднялся обратно, а остался на улице. Он должен был убрать Француза и подняться обратно, так как важно держаться вместе. Если бы я думал об этом, а не о других, не столь важных сейчас вещах, не попал бы в просак.