Облизав губы, я глянула в текст. Он был по-латыни, но мы с Кери его разобрали, пока я лопала пиццу, прежде чем завалиться спать.
Пожалуйста, в изложении для чайников, — добавил Дженкс, и я улыбнулась, хоть и вяловато.
Я коснусь линии и скажу ключевое слово, — объяснила я. — Чтобы обратно тебя превратить, мне его снова надо будет произнести. Как с чарами превращения в зверя.
И все?
У него брови полезли на лоб и Кери хмыкнула.
— Ну ты же хотел простую версию, — сказала она, убирая всю посуду со стола в мойку. — Чтобы все стало так легко, я проделала уйму подготовительной работы, господин пикси.
Он шевельнул крыльями:
— Пардон.
Айви подняла плечи и нахмурилась, тревога явно сменилась злостью.
— Может, вернетесь к Делу? — поинтересовалась она. Я уткнулась в текст.
Вздохнув, я послала мысли сквозь деревянные стены кухни, над цветочными клумбами, уже ощутившими присутствие пикси, к маленькой, почти неиспользуемой лей-линии, пересекающей кладбище. Коснувшись ее краешком мысли, я вздрогнула: раньше поток энергии бывал медленным и нарастание шло постепенно. А теперь — не так.
Энергия вихрем взметнулась во мне и откатилась, вызвав неприятные ощущения, но в моем ци она осела теплой вкусной тяжестью горячего шоколада. Я могла бы больше зачерпнуть и приберечь на потом, но необходимости не было, так что я отпустила тяжелый звенящий поток энергии прокладывать путь наружу — обратно в линию. Словно я сетью была, через которую свободно текла лей-линия, оставляя только то, что мне нужно.
Времени на все описанное ушло меньше секунды, а потом я подняла голову, не открывая глаз. Волосы развевались на ветру, вечно дующем в безвременье; я провела рукой по непослушным кудрям. Слава Богу, сейчас еще день, и я даже тени от безвременья не увижу, если не встану непосредственно в линию — а я туда не встану.
Жуть берет, когда она линию трогает, — прошептала в углу Айви Кистену. — Видел что-нибудь страшнее?
Это ты не видела, какая рожа у нее бывает, когда…
Заткнись, Кист! — крикнула я и открыла глаза — он нагло ухмылялся мне прямо в лицо.
Залитая солнцем Кери с чашкой в руке пыталась сохранить учительский вид, но губы у нее предательски дрогнули.
— Больно будет? — спросил Дженкс. С него непрерывным потоком сыпалась золотая пыльца.
Мгновенно припомнив скручивающую жилы боль, когда я превращалась в норку, я скривилась.
— Закрой глаза и считай от десяти до нуля, — сказала я. — На счет «ноль» я дам команду.
Пикси набрал в грудь воздуху, темные ресницы легли на щеки, крылья медленно перестали махать — он застыл на очищенной поверхности кухонного стола.
— Десять, девять… — ровным голосом начал считать он. Я встала, положила книжку на стол. Чувствуя бегущий по мне свет и нереальность линии, я протянула руку и дотронулась до Дженкса. Коленки у меня дрожали, и я только надеялась, что никто этого не видит. Демонская магия, Господи прости! Я еще раз вздохнула.
Non sum qualis eram,[7] — сказала я.
Восемь…
Айви ахнула, я пошатнулась, а на Дженкса из моей руки пролился золотой вихрь безвременья и заключил его в сверкающую оболочку.
— Дженкс! — крикнула Маталина, взлетая к стойке с утварью.
Из меня воздух вышибло. Шатаясь, я выставила руку за спину в поисках опоры — меня тут же приложило новым энергетическим вихрем, и я, ахнув, убрала руку. Голову будто распирало изнутри, линия вырвалась — под мой вскрик — и ударила в Дженкса с такой силой, что я ждала чуть ли не взрыва.
Я упала — и оказалась плечами на руках Айви. Она осторожно опустила меня на пол. Дышать я не могла. Пытаясь вспомнить, как это делается, я слышала грохот падающих кастрюлек, какое-то рычание и шлепки.
— МатерьТинки! — воскликнул незнакомый, явно мужской голос. — Я умираю! Умираю. Маталина! У меня сердце не бьется!
Наконец я вздохнула, потом еще раз, приподнялась на руках Айви. Меня бросило в жар, потом в холод, в глазах все плыло. Над краем стола я разглядела Кистена и Кери, застывших, словно они не знали, что делать и куда бросаться. Смахнув руку Айви, я села, вдруг сообразив, что меня швырнуло на пол. Не сила линии бросила, которую я каналировала, а чертов груз обязательства заплатить, который я только что взвалила на свою душу. Он достался мне, а не Дженксу.
С колотящимся сердцем я поднялась на ноги — и разинула рот, когда увидела Дженкса.
— Бог… ты… мой!.. — прошептала я.
Дженкс повернулся ко мне, испуганно глядя круглыми глазами. Худое лицо страдальчески запрокинулось к потолку, грудь двигалась так, словно у него гипервентиляция. Кери возле мойки просто сияла, потрясенная Айви не могла отвести отбывшего пикси глаз, Кистену было немногим лучше. Маталина плакала, а пиксенята летали по всей кухне. Кто-то наконец запутался у меня в волосах, вернув меня к реальности.
— Все, кому нет пятнадцати — кыш из кухни! — крикнула я. — Дайте мне бумажный пакет, кто-нибудь. Айви, принеси Дженксу полотенце. Можно подумать, ты ни разу в жизни голого мужика не видела.
Айви так и подскочила.
— Чтобы он сидел на моем кухонном столе — не видела, — проворчала она, удаляясь.
Я выхватила пакет из рук Кистена, глаза у Дженкса от страха стал и совсем круглые. Встряхнув пакет, я туда дунула и протянула Дженксу:
Дыши сюда.
Рейч? — пробормотал он; лицо у него было бледное, а плечи холодные — я потрогала. Он вздрогнул, но дал мне прижать пакет к его лицу. — Сердце… — глухо сказал он сквозь пакет. — С ним что-то не так! Я умираю, Рейч! Преврати меня обратно!
Улыбаясь, я держала пакет у лица абсолютно голого, перепуганного до смерти Дженкса.
— Нет, просто оно так медленно бьется, — объяснила я. — И дышать надо не так быстро. Успокойся. Закрой глаза, вдохни, досчитай до трех, выдохни, посчитай до четырех…
— Иди ты в задницу, — сказал он, обхватывая себя за плечи и начиная трястись. — Ты мне уже один раз велела закрыть глаза и посчитать — и что из этого вышло?
Вернулась Айви, обернула его полотенцем по бедрам и набросила еще одно полотенце ему на плечи. Он понемногу успокаивался, глаза обежали кухню, метнулись к просвету арки. Потом он увидел сад сквозь окно и поперхнулся.
— Твою мать!.. — прошептал он, и я убрала пакет. Пусть на вид его было не узнать, но говорил он точно как прежний Дженкс.
— Полегчало? — спросила я, отходя.
Он мотнул головой, сел удобней и сосредоточился на дыхании. Мы все с разинутыми ртами стояли кругом, разглядывая шестифутового пикси. Говоря коротко, он был… отпад!
Дженкс говорил, что ему восемнадцать, и настолько он и выглядел. Великолепные восемнадцатилетние мускулы, и еще круглые невинные глаза, и гладкое юное лицо, и грива перепутанных белокурых кудрей, которые некому было причесать. Крылья исчезли, остались только поддерживавшие их крепкие тонкие мышцы и широкие плечи. Талия у него была тонкая, а болтающиеся над полом ступни — длинные и узкие. Ступни имели идеальную форму, и у меня брови полезли на лоб: я помнила, что одна нога у него была здорово повреждена.
Я молча оглядела все прочее: шрамы исчезли все до одного, даже тот, что остался от фейрийской стали; невероятно четко вылепленные мышцы пресса бугрились на животе. Дженкс был тощий и гладкий, как подросток на пороге взрослости. Весь он был длинный, стройный, сильный и гладкий — и ни волоска на коже, если не считать бровей и блондинистой гривы на голове. Да, знаю. Да, посмотрела.
Он глянул мне в глаза из-под спутанной челки, и я завороженно моргнула. У Кери глаза зеленые, но у Дженкса они оказались зеленые невероятно — словно свежие листочки. Зеленые глаза щурились от гнева, но даже задержавшийся в них страх не мог скрыть его юность. Да, у него была жена и пятьдесят четыре ребятенка, но на вид он был настоящий первокурсник. Донельзя аппетитный первокурсник университета, специализирующийся в… ох-черт-я-тоже-такое-хочу!
Дженкс потер макушку, ушибленную о посудную стойку.