— Сдачи не надо, — бросила Айви, беря меня за локоть и направляя к двери.
Тысяча двести долларов? Я засосала на тысячу двести долларов наркотика всего за сутки? И это еще не считая добавки Дженкса.
Что-то мне нехорошо…
Я положила руку на живот.
Тебе просто воздухом нужно подышать.
Айви провела меня к выходу, взяла у меня пакет. Дверь встретила звоном колокольчиков и порывом свежего ветерка. На улице было темно и холодно — как у меня на душе. Нас проводил гладкий щелчок смазанного замка, загорелась надпись «ЗАКРЫТО». Вообще-то работал магазинчик с полудня до полуночи, но после такой продажи можно было наградить себя ранним уходом домой.
Неверной рукой я нащупала скамейку под бело-голубым знаком трамвайной остановки и села. Не хотелось мне заблевать «корвет» Кистена. Только на нем мы еще могли ездить по городу, поскольку грузовик скрылся с места крупной аварии, а в микрик ни я, ни Айви лезть не захотели бы.
Блин, мои друзья превращают меня в бримстоновую наркоманку.
Айви грациозно уселась рядом со мной, не переставая внимательно осматривать улицу.
Медицинский препарат, — сказала она, — проходит шестикратную очистку для удаления стимуляторов эндорфинов, галлюциногенных компонентов и большинства нейростимуляторов, чтобы остался только ускоритель метаболизма. Строго говоря, химический состав так отличается, что это уже и не бримстон.
Хилое утешение, — буркнула я, опуская голову между колен. К тротуару прилипла жвачка, я попыталась сковырнуть ее ногой. Она от холода застыла и примерзла. Вдох: раз, два, три. Выдох: раз, два, три, четыре.
— А такое тебя утешит: если бы ты его не приняла, лежала бы сейчас пластом и без помощи Дженкса даже на горшок сходить не могла бы?
Я подняла голову и сделала вдох:
— Уже лучше. Но все равно больше принимать не буду.
Она улыбнулась мне мимолетной улыбкой сомкнутых губ, и лицо ее стало пусто, как темная улица. Я еще не хотела вставать. Я устала, и впервые мы были с ней одни с тех пор, как… ну, после укуса. Возвращаться в номер мотеля, где ждут Дженкс, Джакс, Ник и котенок, чтобы готовить нелегальные чары и плести черные заклятия, — эта идея по привлекательности соперничала с остывшей лимской фасолью.
Проехал универсал, плюясь из глушителя синим дымом, который в Цинциннати обошелся бы водителю в штрафную квитанцию. Я закуталась от холода в куртку. Было всего полдвенадцатого ночи, а улица выглядела как в четыре утра.
Как ты? — спросила Айви, заметив мою дрожь.
Холодно, — ответила я, ощущая себя ипохондриком.
Прости, — прошептала Айви, кладя ногу на ногу.
Я подняла голову, но она сидела спиной к уличному фонарю, и выражения ее лица не было видно.
Ты же не виновата, что я теплую куртку с собой не взяла.
За укус, — сказала она тихо.
Взглянув на мои швы, она тут же опустила глаза к асфальту.
Я от неожиданности не сразу расставила мысли по порядку. Я-то думала, что к вопросу этому вернусь я. Обычная наша схема: Айви делает что-нибудь, что меня пугает, Айви мне говорит, что я сделала неверно, я обещаю больше так не делать — и больше к этой теме не возвращаемся. А теперь она решила заговорить?
— Да я же ничего, — сказала я наконец.
Айви подняла голову — в ее темных глазах читалось потрясение, явное и без попыток его скрыть.
— Ты по телефону сказала, что кое о чем подумала, — выговорила она неуверенно. — Что теперь ты будешь принимать более разумные решения. Ты решила уйти из фирмы? Как только мы здесь закончим?
И тут я увидела ее депрессию в совершенно новом свете, и чуть не рассмеялась от облегчения по поводу такого недопонимания.
— Я не ухожу из фирмы! А решения более разумные — это кому верить. И я не хочу уходить. Я хочу попытаться найти с тобой равновесие — в смысле крови.
У Айви отвисла челюсть. Она обернулась ко мне — свет фонаря блеснул на идеальных зубах — потом она резко захлопнула рот.
— Сюрприз, — слабым голосом сказала я, и пульс у меня зачастил.
Давно уже ничего такого страшного я не делала — даже считая выступление против трех стай вервольфов.
Секунд шесть Айви только таращилась на меня. А потом покачала головой.
— Нет, — сурово сказала она, снова прячась в тень и глядя перед собой. — Ты не понимаешь. Я потеряла самообладание. Если бы не вмешался Дженкс, я бы тебя убила. Дженкс прав — я опасна для всех, к кому неравнодушна. Ты понятия не имеешь, как это трудно — выстроить и поддерживать отношения на крови. Особенно если я тебя оставлю непривязанной. — Голос был спокоен, но под ним угадывалась паника. — И видит Бог, я не привяжу тебя к себе, чтобы это было проще. Если бы я так сделала, все было бы как я хочу, а не как мы хотим.
Я подумала о словах Дженкса — и почувствовала сомнение, потом вспомнила рассказы Кистена о ее прошлом — и меня кольнул страх. Но помнились ее тяжелые рыдания, когда она валялась скорченная на мостовой, отчаяние в ее глазах, когда Дженкс ей сказал, что она разрушает все, к чему неравнодушна… нет, все, что любит. И видя то же отчаяние в ее суровых словах, я исполнилась решимости. Не могу я оставить ее так думать.
— Ты сказала, что мне нужно доверять правильным людям, — тихо возразила я. И с колотящимся сердцем договорила: — Я доверяю тебе.
Айви отчаянно всплеснула руками и повернулась ко мне.
— Боже мой, Рэйчел, я ведь могла убить тебя! Убить до смерти! Ты знаешь, что значит слово «мертвец»? А я знаю!
Тут и у меня запылал гнев, и я села ровно.
Да? Ладно… могу быть чуть более здравомыслящей, — заявила я воинственно. — Могу взять на себя часть ответственности зато, чтобы процесс не выходил из-под контроля, чуть лучше понимать, что делается, и не давать тебе забываться… вот таким образом. В следующий раз мы это сделаем лучше.
Не будет следующего раза. — Айви, стоически неподвижная, сидела тихо, как мертвая. Свет фонаря блестел на коротких волосах, она глядела вдаль, на мостовую в пятнах света от фонарей. Вдруг она резко обернулась ко мне. — Ты говоришь, что хочешь найти баланс крови, но ты не хочешь принимать бримстон. Понимаешь, ведьма, нельзя быть беременной наполовину. Хочешь восторгов крови? Тогда тебе не выжить без бримстона.
Она думает, дело здесь в восторгах? Оскорбленная, что она считает меня столь поверхностной, я поджала губы.
— Тут дело не в том, что ты мне как коробка шоколада — для этакой ни к чему не обязывающей эйфории, — сказала я со злостью. — Это любой вампир с реки мне дать может. Дело тут в том, чтобы быть твоей подругой.
Лицо ее исказилось гримасой сильного чувства:
— Ты ясно дала понять, что подругой этого рода ты мне быть не хочешь, — сказала она громко. — А если так, то я никак не могу этого сделать. Я пыталась исправить себя, но это невозможно. Единственный для меня способ не убивать сейчас — это сковать голод любовью, черт бы тебя побрал! А ты не хочешь, чтобы я так к тебе прикасалась!
Никогда я не видела у нее такого откровенного проявления чувств, но отступать я не собиралась — пусть даже она начинала меня пугать.
— Да брось ты, Айви! — я слегка от нее отодвинулась. — После вчерашнего ясно, что ты можешь брать кровь без секса. — Она вылупилась на меня, и я покраснела. — Ну ладно, признаю, не так уж хорошо получилось, но видит Бог, нас обеих как-то это застало врасплох. Просто нужно замедлить ход. Не обязательно заниматься сексом, чтобы было чувство близости и понимание. Господь свидетель, именно такие чувства у меня к тебе. Воспользуйся ими, чтобы сковать свой голод, — у меня лицо горело в прохладном ночном воздухе. — Не это ли называется любовью?
Она продолжала на меня смотреть, снова скрывая чувства а непроницаемыми темными глазами.
— Да, ты меня чуть не убила, — сказала я. — И я допустила это! Дело в том, что я тебя видела. На один миг ты стала такой, какой хочешь быть — сильной, вполне принимающей себя такой, как есть, знающей, кто она и что ей нужно, без чувства вины и в мире сама с собой!