И в наши дни по-прежнему бытует версия о принце-близнеце или каком-либо другом родственнике Людовика XIV. Но еще несколько "соискателей" обладают примерно равными шансами на сделавшееся почетным звание Железной Маски. Во-первых, это итальянский граф Эрколе Маттиоли, в пользу которого существуют весомые доводы, включая пометку о смерти в регистрационной книге Бастилии, содержавшую, как можно полагать при желании, искаженное написание его фамилии. Коварный мантуанец дерзнул поставить короля Франции в весьма неловкое положение, обманув его доверие и разгласив содержание конфиденциальных переговоров.
К моменту, когда Маттиоли пополнил собой контингент государственных преступников, содержавшихся в Пинероле, там давно уже находился Николя Фуке. Некогда всесильный министр финансов, Фуке изрядно досадил Людовику XIV, за что и отправился в пожизненное заключение. До последнего времени полагали, что он угас в Пинероле в 1680 году. Но вот недавно один французский журналист выступил с сенсационным заявлением: по его мнению, вместо Фуке был погребен кто-то другой, а экс-министр влачил дальше бренное существование, превратившись в Железную Маску.
Теперь настало время ввести очередной персонаж этой "трагедии масок", в которой многократно произносилось заветное "Маска, я тебя знаю", но каждый раз аргументация оказывалась явно недостаточной. Того, о ком пойдет речь, звали Эсташ Доже (впрочем, нет никакой уверенности, что таково его настоящее имя). Он был посвящен, несомненно, в какие-то важные секреты, ибо поначалу его содержали в Пинероле строго изолированно. Позже ему были дозволены контакты с Фуке. Исследователи не раз пробовали "примерить" Железную Маску на Доже, но пока безрезультатно. А посему не приходится удивляться, что при попытке возведения Фуке в ранг Железной Маски сама собой напросилась мысль отвести для бедняги Доже роль трупа, который захоронили под именем проштрафившегося министра.
Железной Маски не коснулась ржавчина забвения. Все новые и новые усилия прилагаются для раскрытия дразнящей тайны. Век электроники призвал на помощь даже компьютеры. Но те, кто пожелал навсегда заменить живое лицо равнодушной маской, были мастерами своего дела. И сегодня мы ненамного ближе к решению задачи "с одним неизвестным", чем во времена Пушкина.
АХ, ПРАВДА ЛИ, САЛЬЕРИ?..
Моцарт.
...Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?
. . . . . . . . . . . . . . . .
Сальери.
...ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы - и
не был
Убийцею создатель Ватикана?
Одно время Пушкин намеревался назвать пьесу "Моцарт и Сальери" иначе "Зависть", но довольно быстро отказался от такого замысла. Этот драматургический шедевр, потрясающий глубиной и предельной конденсированностью психологических характеристик, - не просто "трагедия зависти": философская проблематика здесь гораздо шире. Для постижения морально-этической концепции "Моцарта и Сальери" немаловажное значение приобретают использованные Пушкиным две легенды об убийствах, якобы совершенных людьми искусства.
Первая из них связана с именем талантливейшего французского комедиографа, автора трилогии о Фигаро - Пьера-Огюстена Карона де Бомарше (1732-1799). Подобно Руссо, он происходил из семьи часовых дел мастера. Именно ремесло часовщика, освоенное им с блеском, открыло молодому Карону доступ к королевскому двору. Затем он стал давать уроки музыки принцессам. "Услужливый, живой, подобный своему чудесному герою, веселый Бомарше" (так обрисовал его Пушкин в послании к Н. Б. Юсупову) обзавелся вскоре связями и постепенно составил себе благодаря уму и расторопности немалое состояние. Приумножить оное ему помог генеральный откупщик Пари Дювернэ, компаньоном которого сделался Бомарше.
Лишь в возрасте 35 лет выступил Бомарше с первой своей драмой "Евгения". Его дебют отнюдь не позволял предположить, что в литературу пришел мастер, который обессмертит себя "Севильским цирюльником" и "Женитьбой Фигаро". Политический смысл этих комедий с присущими ему точностью и лаконизмом определил впоследствии Пушкин: "Бомарше влечет на сцену, раздевает донага и терзает все, что еще почитается неприкосновенным". Разбогатев и даже получив дворянство, Бомарше продолжал оставаться сыном "третьего сословия" и служил ему своим творчеством, расшатывая устои феодальной монархии. Недаром Людовик XVI, ознакомившись с текстом "Женитьбы Фигаро", изрек: "Нужно разрушить Бастилию, иначе представление этой пьесы будет опасной непоследовательностью". Его величество оказался провидцем: не прошло и десятилетия, как восставший народ разгромил зловещую тюрьму символ абсолютизма. А комедия Бомарше, вызвавшая "высочайшее" неудовольствие, была вопреки воле короля поставлена еще задолго до революции 1789 года.