– Опускаюсь на колени перед вашей проницательностью, мадам. Но имей в виду, я тебе этого не го-во-ри-и-ил… И вообще у нас есть пословица: «Меньше знаешь – крепче спишь». А вторая фраза – из западных боевиков. Там во время убийства жертвы киллер повторяет одно и то же: «Он слишком много знал…»
– И что?
– Так это про тебя. Женевьеву Дюваль, как и Жанну д’Арк, будут мучить допросами, а потом пять часов сжигать на костре и трижды подкладывать дрова, чтобы ни одной косточки не осталось.
– В музее Шинона, если ты не знаешь, сохранились три банки с обугленными останками Девы.
– Знаю. Это кости какой-то мумии и египетской кошки. Спектральный анализ показал и тест на ДНК…
– М-да?.. Зато, может быть, через пятьсот лет меня, как и Жанну, сделают святой…
– Но тебе от этого не будет легче.
Как часто бывает, серьезная тема увенчалась шуткой, а после была легкая, ничего не значащая светская болтовня: чуть-чуть о мерзкой погоде октября, немножко о политике и новинках военно-морской техники, представленной в экспозиции выставки разными странами, московских и французских сплетнях и прочей ерунде. Потом вдруг выяснилось, что они уже опаздывают на закрытую презентацию перспективной французской атомной подводной лодки «Барракуда», которую на своем стенде проводила кораблестроительная корпорация DCNS. Едва успев на встречу и добросовестно записав на диктофон выступления представителей фирмы, они вместе с узким кругом приглашенных гостей подошли к барной стойке, расположенной прямо на стенде. Вышколенные длинноногие девчушки в легких блузонах, стилизованных под форму французских ВМС, и коротких юбках, которые заканчивались, еще не успев начаться, разносили шампанское, предлагая бокалы всем участникам презентации.
– Конечно, это не «Вдова Клико», но все-таки что-то стоящее, – заметил Виталий.
– Да, неплохое шампанское, – согласилась Женевьева.
Пройдясь по всем темам светского разговора еще за кофе в пресс-баре, сейчас каждый из них ожидал, кто первый и в каком ключе заговорит о перспективном подводном атомоходе Франции. Женевьеве не терпелось узнать мнение ее русского друга, а для Виталия это был еще один тест, который поможет расставить точки над «i» и черточки над «t» в вопросе о сотрудничестве журналистки с французскими спецслужбами. Ему очень хотелось понять, изучает ли она его как кандидата на вербовку, сама подставляется как потенциальный двойной агент или, чего он особенно желал, в основе их отношений сугубо личные чувства, а все остальное – комариная плешь его подозрительности.
– Ну и как тебе эта рыбка? – не выдержала журналистка.
– Ничего, зубастая. Знаешь, чем барракуда отличается от акулы? У нее нижняя челюсть длиннее верхней и сильно выдается вперед, – как обычно, он попробовал уйти от ответа, но не потерять нить разговора.
– Вообще-то я о субмарине…
– А-а-а… У нас подлодки с названием «Барракуда» проектировались во времена СССР в Ленинграде. А на заводе «Красное Сормово» в Горьком построили две атомных «Барракуды» из титана еще в середине 80-х годов прошлого века. По своим характеристикам они до сих пор превосходят некоторые многоцелевые атомные подлодки мира.
– Послушай, так это одна из тех лодок, которая в девяносто втором году протаранила своей рубкой днище американской субмарины «Батон Руж»?
– Откуда ты все знаешь? – Виталий искренне удивился.
– Профессия обязывает… Я готовила материал об этом. Русская подлодка незначительно повредила рубку, а на американском атомоходе возник пожар, один человек погиб. Это была субмарина типа «Лос-Анджелес». Она кое-как добралась до базы, а вскоре ее списали.
– Точно! С тех пор на рубке нашей подлодки, кстати, она называлась «Кострома», нарисовали звезду с цифрой «один». В годы войны так отмечали количество уничтоженных фашистских кораблей, – не без гордости добавил он и продолжил: – Фактов столкновений подлодок было немало. Году, кажется, в шестьдесят девятом американский атомоход «Гэтоу» наткнулся в Баренцевом море на советскую атомную подводную лодку К-19. Тогда американцы уже были готовы дать залп ядерными торпедами по нашему кораблю. Только через пять лет они признали, что зашли в советские территориальные воды.
Разговор увлек обоих, а доверительность в общении на деликатную тему, о которой обычно предпочитают молчать, непроизвольно рождала ответную, еще большую откровенность.