Выбрать главу

Песчаная эпопея

С песка и начинается эта ботаническая история. Дело в том, что пески стали настоящим бедствием. Старожилы утверждали, что раньше песков было меньше. И хотя показания старожилов — источник не всегда надёжный, это утверждение казалось похожим на правду. За последние 30 лет в некоторых хозяйствах Вахана пески засыпали до 80 процентов площади посевных земель. Забили тревогу. На место выехал профессор А. В. Гурский. Вернулся в Памирский ботанический сад, собрал отряд, и мы все вместе поехали в Вахан. Надо было срочно выяснить: откуда берутся пески и что можно с ними сделать?

Источник песков обнаружился довольно скоро. Это был Пяндж. Он нес массу взвешенного в воде песка, летом разливался, потом уходил в свое русло, а песок оставался на берегу и островах. А поскольку уровень реки падал не раз в году, а ежедневно к утру, как и у всех рек, питающихся талой водой ледников, то и песок поставлялся в течение всего лета непрерывно, как по ленте транспортера. Горно-долинный ветер подхватывал отложенный рекой песок, переносил его и засыпал поля. Все было ясно. Кроме одного: почему этих песков стало так много за последние десятилетия? Помогли старые книги. Оказывается, путешественники прошлого века иногда с трудом проходили по долине: им приходилось продираться через густой пойменный лес из ив, облепихи, тополей, а подчас и пускать в дело топор, чтобы прорубить путь. А сейчас этих лесов нет и в помине. Только узкие ленточки облепихи вдоль арыков, чахлые кустики тамариска на островах да роща тополей, сохранившаяся потому, что ее когда-то считали священной. Несвященные же леса нерадивые хозяева неосмотрительно вырубили. И уж ничем, не удерживаемые пески пошли гулять по долине. Они двигались с огромной скоростью. За три года наблюдений один бархан, например, продвинулся вверх по долине на 70 метров. Надо было восстанавливать равновесие и сажать деревья, чтобы закрепить пески. Этим и занялись.

Мы работали на правом берегу Пянджа, а на левый берег только посматривали. И удивлялись: на том берегу скоплений песка нет, а на нашем его сколько угодно. Даже на склоны был нанесен песок. И там, и здесь леса вырублены примерно одинаково. Значит, дело не в лесах. Но подножия Гиндукуша от песчаных заносов свободны, а поля у подножия Шахдаринского хребта засыпаются песком. Это странное обстоятельство получило объяснение неожиданно. Когда я бродил по пескам, составляя карту растительности, то обратил внимание на песчаную рябь. Она была ориентирована наискосок к оси долины. А ветер дует вдоль долины, и рябь должна быть перпендикулярна направлению ветра, а значит, и к оси долины. Явная аномалия. И песок скапливался у растущих здесь кустиков не с наветренной стороны, а тоже где-то сбоку.

Только после механического анализа песков, взятых со дна долины и со склонов, выяснилось, что ветер дует явно под углом и заносит пески влево по ходу. А почему не вправо, не на Гиндукуш? Догадка пришла зимой, когда материал обрабатывался. Склоны Гиндукуша обращены на север, они холоднее противоположных склонов Шахдаринского хребта, обращенных на юг. К тому же гребень Гиндукуша оледенел, а на Шахдаринском хребте ледников мало. В результате долинный ветер дует вдоль Пянджа не прямо, а винтообразно: по холодным склонам Гиндукуша он стекает вниз, а по теплым ваханским склонам движется вверх. И все это при движении вверх по долине. Получается что-то вроде ветрового винта, который сбрасывает песок с гиндукушского берега в Пяндж и забрасывает его на другой берег вверх и вперед.

Вот оно в чем дело! Теперь ясно, как ориентировать посадки деревьев: не вдоль русла, а под углом к нему. Так и сделали. Сделали не сразу. Песок не поддавался. Его заливали водой из арыков, и ивовые прутья укладывали горизонтально и закапывали, чтобы ветер не содрал с них песком кору. Засевали политые пески люцерной, приходили в отчаяние от вездесущих коз, которые обгладывали и губили молодую поросль. И только после того, как областные власти взяли работу по закреплению песков под контроль и защиту, дело пошло. Сейчас, почти 20 лет спустя, на сотнях гектаров бывших песков шумят молодые тополя и ивы. Посадки продолжаются. Подвижным пескам приходит конец.

Начало профиля

В Вахане так сухо, что расти там могут только пустынные растения. Шестикилометровая стена Гиндукуша не пропускает на север индийские муссоны. Горы северо-восточного Афганистана задерживают циклоны, несущие осадки с Атлантики. Такое положение называется «ветровой тенью». Вот в этой сухой тени на высотах от 2600 до 3400 метров над уровнем океана и развивается горная пустыня Вахана.

Но это только на первый взгляд кажется, что все кругом голо. Стоит приглядеться, и видишь, что по щебнистым террасам и каменистым склонам разбросаны низенькие кустики без листьев. Веточки у них покрыты зелеными чешуйками. Это саксаульник. Не саксаул, который растет в равнинных пустынях, а именно саксаульник. Так его и зовут. А по-латыни — гаммада (Hammada). Ближайший родственник того, известного всем саксаула, только маленький — до полуметра высоты. Прозрачный такой кустик. Ни тени от него, ни защиты от ветра. И воду испаряет бережно: листьев-то нет. И ветер сквозь него, как через решето, свистит — не поломает. А корни глубоко идут в грунт, в гальку, в мелкозем. Пытаюсь отрыть их — до трех метров докопал, а конца не видно. Качают эти корни воду из глубины, воды мало — только та, что сохранилась в нижних слоях с зимы, от талого снега, или образовалась в результате конденсации. Но саксаульнику и ее достаточно. Ни засуха, ни ветер ему не страшны — очень удобная конструкция для этих условий. Такое растение вполне могло бы выжить и на Восточно-Памирском нагорье, но там его нет. Нет его и в Гиссаро-Дарвазе. Откуда же он взялся, сей пришелец? Повременим с ответом до конца книги.

Иду вверх. На склонах тот же саксаульник, только здесь его кустики разбросаны еще реже. На альтиметре 3300 метров. К саксаульнику начинают примешиваться ваханская полынь да некоторые солянки. 3400 метров. Саксаульник остался внизу. Его заменили полыни. Тоже редко разбросанные, пахучие, с кружевными листочками. Набираем высоту. По пологому склону подниматься легко, никакой техники не требуется, только выдержка и ритм. Постепенно появляются подушки акантолимона. Это акантолимон диапенсиевидный — подушечное растение, почти полностью погруженное в почву. Такие неколючие подушки встречаются в гоpax Памира на пологих местах всюду. Особенно много их в Вахане и на Восточном Памире. С 3800 метров подушечники начинают господствовать. Они заходят в горы до 4400 метров. Там, где склон становится круче, а почва более смытой, появляются и другие акантолимоны — колючие, полушаровидные. Во все стороны грозно торчат иглы. Никакой скот не решится ущипнуть такое страшилище. И присесть на такую «подушку» никакого желания не возникает. Это памирский акантолимон. Диаметр его подушек достигает иногда метра. В этом поясе лишь изредка, там, где зимой скопился снег, а потом растаял и увлажнил почву, встречаются пятна горных степей. И хотя растет на них тот же типчак, что и в русских степях, вид у этих горных степей другой. Никакой пышности. Дернины нет, только разреженные пучки типчака, редкие перышки ковылей (уже других, не тех, что в русских степях), а между ними — каменистая почва. Грустные это степи, жалкие какие-то. Да и откуда взяться пышности и красочности, если так сухо.

Выше 4400 метров акантолимоны исчезают. Появляется странная и очень неопределенная смесь растений, которая называется криофитоном.

(Здесь необходимо чуточку отвлечься в сторону для разъяснений. Самая верхняя часть континентальных азиатских гор обычно бывает увлажнена лучше, чем подножия, но хуже, чем верхние ярусы гор приокеанических. В Альпах, Карпатах, на Западном Кавказе в верхних поясах влажно, и там развиваются ковровые лужайки, которые называют альпийскими лугами. В континентальных горных странах таких лужаек уже не образуется, поскольку там суше. Но в Гиссаро-Дарвазе, как вы помните, а также в Западном Тянь-Шане герани, луки, лен, хохлатки, крестовник образуют хотя и не задернованные, но все же луга. На Памире же верхняя часть гор хотя и влажнее, чем нижняя, но все-таки настолько суха, что даже такие «рыхлые» луга, как в Гиссаро-Дарвазе, там образоваться не могут. Растения там отстоят друг от друга на большие расстояния. Иногда они собираются в компактные группы, которые называют агрегациями. А между агрегациями — голый щебнистый грунт. Короче, чем дальше в глубь континента проникает высокогорная растительность, тем разреженнее и беднее она становится, в полном соответствии с возрастающей сухостью и континентальностью климата).