Загадочный криофитон
Ботаники долго ломали голову над тем, что же это за растительность? Луговой ее не назовешь, так как луга состоят из многолетних мезофильных трав, а здесь не только травы, но и прижатые к земле кустарнички 3–5 сантиметров высоты, да и сомкнутости никакой, и ксерофитов много. Пустынями их назвать тоже трудно. В пустынях господствуют полукустарники — такая форма растения, при которой нижняя часть побегов одревеснелая, а верхняя — травянистая. Здесь же есть и полукустарники, и травы, и растения-подушки, и мелкие кустарнички. И уж, конечно, это не степи, в которых господствуют многолетние ксерофитные травы. И тем более не болота. Странный тип растительности.
И ведь что любопытно: пока мы поднимались в горы снизу, во всех поясах какая-то господствующая жизненная форма обнаруживалась. В пустынном поясе — полукустарники (полыни) и кустарники (саксаульник), в следующем поясе — растения-подушки (акантолимоны), а на степных пятнах— многолетние травянистые ксерофиты (типчак, ковыли). А здесь все смешалось. Вот это и сбивало ботаников с привычного определения типа растительности по жизненной форме. Шутка сказать — пять-шесть жизненных форм, и все вместе, и ни одна не господствует.
Но все требует своего названия, и эту растительность окрестили криофильной, то есть «растущей на холоде», что соответствует сути дела, но никак не определяет характера самой растительности. Мало ли что растет на холоде. Тундровая растительность, например. Или гольцовая в северных горах — в Сибири, на Полярном Урале. Но ни на ту, ни на другую эта растительность сухих высокогорий Средней Азии похожа не была. Так она и осталась просто криофильной, или криофитоном.
Разгадка пришла позже, когда ботаники сопоставили свои материалы с данными палеогеографии. И оказалось, что криофитон — это растительность настолько молодая, что она еще не успела сформироваться и ни одна жизненная форма в ней не успела завоевать безраздельного господства, как в более теплых нижних поясах. Почему? Да по той же причине, о которой мы уже говорили: горы Памира поднялись до такой огромной высоты совсем недавно. Еще каких-нибудь полмиллиона лет назад эти горы были значительно ниже. Постепенно они «врастали в тропосферу», в ее холодные слои. Растения тоже поднимались, как на лифте. Часть их вымирала, и на их место снизу, из более теплых поясов, поступало повое пополнение. Вот его-то мы и застаем сегодня в виде криофитона. Пополнение прибыло разношерстное — все, кто смог пережить холод. А рассортироваться это пополнение в таких условиях, попросту говоря, еще не успело. Потому и господствующей жизненной формы еще не выделилось. (Правда, обнаруживается тенденция к лидированию травянистых растений-подушек, но еще неизвестно, куда повернет эволюция растительного покрова и кто придет к финишу победителем.) И все потому, что горы поднимались слишком быстро. Растительность не успевала за горами, она изменялась медленнее, чем поднимались горы. Вот мы и застаем на верхах памирских и других сухих гор отважных добровольцев, сформировавших уже ополчение, но еще не регулярную армию — не тип растительности.
Вот какой он, криофитон! А растет в поясе криофильной растительности масса интересных растений. Распластанные подушки остролодочников. Очаровательные, с нежными бледно-лиловыми цветками, снежная и сибирская примулы. Тут же легендарный пушистый эдельвейс, только не белый, как в Альпах и на Кавказе, а желтоватый. Подрагивает на ветру дернинка злачка бескильницы. Желтым фонариком сверкает лютик. Невзрачные крупки выглядят как мелкие, кукольные тусклые букетики. Торчат вверх перья дикого горного лука. Сиреневой свечкой приподнимается над щебнем лаготис. А рядом камнеломка — изящная былинка: желтый цветочек на красноватом стебельке с розеткой листочков. Точно такая же растет в Арктике. Я встречал этот вид на Таймыре, на Диксоне, на Новой Земле. Это было давно. Я тогда только начинал свой путь геоботаника под руководством известных знатоков растительности Арктики профессоров Б. И. Городкова и Б. А. Тихомирова. Наверное, с тех пор у меня и сохранилась тяга к растениям, живущим в крайних условиях среды. Так вот, такая же камнеломка часто попадала в наш арктический гербарий. Там, в высоких широтах, тоже было холодно, тоже свистели свирепые ветры и камнеломки точно так же ютились на щебнистых почвах каменистых тундр. Только все это было за несколько тысяч километров отекла, на Таймыре. И почти на уровне моря. А здесь высота более четырех километров — Памир…
Как попала она сюда? Это одна из загадок, и называется эта загадка по-научному «проблемой аркто-альпийских дизъюнкций». Попросту же говоря, загадка состоит в выяснении обстоятельств, вызвавших существование одинаковых видов в высоких широтах и в южных высокогорьях. Такие растения называют аркто-альпийскими. А дизъюнкция — это разъединение. И действительно, между Крайним Севером и южными горами этих видов нет. Между этими двумя областями распространения — разрыв, дизъюнкция. А в разрыве, в промежутке — тысячи километров непроходимых для такой вот камне ломки таежных лесов, сухих степей, жаркий пустынь да еще целая пачка высотных поясов.
И чего только не придумывали ботаники и географы, чтобы объяснить этот разрыв! Привлекали для объяснения и двигавшиеся в древности с севера ледники, которые могли оттеснить такие растения к югу; и птиц, которые могли перенести семена; и длинные обходные пути по горам, которые могли служить высокогорной дорогой для холодостойких растений-путешественников. Додумались даже до того, что поскольку и в Арктике, и в высокогорьях холодно, то эти растения могли возникнуть независимо друг от друга из разных исходных форм и эволюционировать до совершенно одинакового вида. Правда, для такой эволюции, если даже допустить ее, не хватило бы времени: высокогорья-то на юге молодые. Словом, ни одно из предположений так и не стало бесспорным. И камнеломка на гребне Шахдаринского хребта покачивается на ветру, подмигивает желтым глазком, как бы подзадоривая: «Угадай-ка!»
Ваханские луга
Итак, профиль взят. Внизу три ботанических пояса: горно-пустынной, нагорно-ксерофитной (подушечной) и криофитной растительности. А луга? Есть и луга, только очень мало, и пояса они не образуют, а находятся в самом низу нашего профиля, рядом с песками, на пойме Пянджа.
На них растут осоки, кобрезии, некоторые болотные травы. Неважные это луга, скудные, вытоптанные скотом, засоленные. А когда-то…
Семь веков назад, в 1273 году, Марко Поло увидел на Памире луга. Он написал о них так: «На том высоком месте между двух го]) находится равнина, по которой течет славная речка. Лучшие в свете пастбища тут: самая худая скотина разжиреет здесь в десять дней». Книга Марко Поло имеет по меньшей мере четырнадцать версий, но принадлежащими перу Марко Поло считаются только три версии. В одной из них в этом же отрывке имеется упоминание о большом озере, из которого и вытекает «славная речка». А на той речке «лучшие в свете» пастбища. О богатом химизме высокогорных пустынных растений Памира. Марко знать, разумеется, не мог и лучшими назвал, конечно же, луговые пастбища, резко выделяющиеся своей зеленью на сером фоне пустыни. В этом, пожалуй, сомневаться не приходится, тем более что луга на Памире встречаются именно возле рек — в поймах и на низких террасах, к поверхности которых близко подходят грунтовые воды.
О каких же именно лугах писал великий венецианец? Если бы памирскую часть маршрута Поло можно было установить по тексту его книги, такой вопрос не возник бы. Но маршрут так и остался невыясненным. Ясно только, что он прошел Вахан до места слияния рек Памир и Вахандарья. Историки и географы обсуждают возможные варианты пути Поло от верховья Пянджа через Памир: по Вахандарье до Ташкургана (в Кашгарском хребте) через верховья Оксу или через Вахджир, то есть в обход с юга; через Зоркуль на Ташкурган; через Аличур на тот же Ташкурган и, наконец, через все нагорье в Алайскую долину. А не помогут ли описанные Марко луга сузить перечень этих вариантов? Ведь на Памире не так уж много крупных луговых массивов, и мы вправе предположить, что Марко мог запомнить только крупный массив, а не мелкую лужайку: ведь свою книгу он продиктовал через 24 года после того, как в 1271 году началось его путешествие.