На стальной кроватной сетке валялась старая рваная шинель.
– Был матрас! Сперли, сволочи! Неделю назад. Найду кто – нюх начищу!
Во-во. Нюх. Начистит он!
– Кому твой матрас нужен! Вонючка!
– Ты, это, лейтенант… слова выбирай! А то щас и тебе нюх начищу! Думаешь, я тут один такой? Нас много шхерится по городку. Ехать мужикам некуда, не на что и незачем. Живём мало-помалу, хлеб жуём.
– Живём? Это ты называешь жизнью?
– Послужи тут лет пятнадцать, и посмотрим, каким станешь. Могет, тож опустишься. – Существо потеряло интерес, снова улеглось на кровать и зарылось в тряпье.
Никита махнул на существо рукой. Вот не было у него хлопот – доставлять гражданского, если на слово ему поверить, на «губу». Да и Пинчуком назвалось существо, не Иванниковым. А лейтенант Ромашкин получил приказ насчет майора Иванникова, никак не насчет прапорщика Пинчука. Ну его. Пошли отсюда!
Прошли… Обошли еще с дюжину подобных вместилищ той или иной степени загаженности. Обнаружили ещё с полдюжины субъектов той или иной степени деградации. М-да, такие могли и на пинчуковский матрас покуситься, могли. Переходящий матрас имени Советской Армии, тёплыми изблевавшей чад своих из уст своих!
Майор Иванников среди «чад» так и не нашелся. Всё, бойцы, отбой. Свободны. Перекур и на обед. Если кусок в горло полезет после насыщения эдаким амбре. Фу, аж подташнивает!
– Товарищ подполковник! – доложился Никита. – Иванникова… не нашли!
Вот блин, жди очередного разноса!
– Плохо! – констатировал Хомутецкий. И конкретизировал: – Плохо начинаешь службу, лейтенант! Элементарное поручение и… Плохо, очень плохо! Шагом марш!
– Куда?
– Отсюда!
Вот блин, элементарное поручение! Сам бы попробовал, командир!
– Да, лейтенант! – в спину дослал Хомутецкий. – Иванникова больше не ищи. Он сам явился. Через пять минут как ты ушел.
Вот блин!!! Ну куда это годится?! Никуда это не годится! И что, вот тут и так – годы и годы?! Прощайте, молодость и карьера. Судьба-злодейка, за что ты лейтенанта Ромашкина?!
Ну не люблю я тебя, лейтенант, не люблю! – злорадно и ехидно ответила судьба.
Жена уехала от него через несколько дней. Поначалу (то бишь эти самые несколько дней) пыталась перетерпеть тяготы неустроенного быта, часами сидела, глядя в окошко, думу думала. Наконец собрала вещи, объявила, что ей нужно ехать прерывать беременность, а там и сессия не за горами. Разлука укрепляет любовь. Сам выбрал этот округ. А она домой хочет, к маме. Большой привет! Не скучай…
Никита поначалу даже где-то обрадовался. Сам же начинал тяготиться – развестись, что ли? Теперь всё разрешилось как бы само собой. У нас нет намерений, мы следуем за обстоятельствами.
Однако обстоятельства – не сахар. Он уходил с утра в казарму и возвращался домой только спать. Иногда и не возвращался, ночевал в роте. А что делать в пустой квартире? Да и не пустой вообще-то! Зампотыл Зверев подложил свинью. В квартире, где Ромашкину выделена комната, оказывается, проживало ещё и семейство уволенного капитана. Уволенный капитан Карпенко всё сдавал и сдавал должность, но его не рассчитывали и не рассчитывали. Потому что капитан Карпенко всё ротное имущество частично разбазарил, частично пропил. Теперь покрывал недостачу по ночам: что-то где-то добывал, а утром сдавал по накладным на склад. Семейка в количестве четырёх человек голодала. Дети днем питались в школьной столовой, а вечером смотрели несчастными глазами на родителей, шарили по кастрюлям, стучали ложками, гремели тарелками.
Никита вскоре после отъезда жены получил контейнер с вещами от родителей: холодильник, стиральную машину, старенький телевизор, кресло и несколько заколоченных ящиков, в которых обнаружились картошка, лук, грибы, солёные огурчики в банках, варенье, тушенка, крупы. Отлично! Хоть изредка можно будет самому покухарничать, а не в столовке язву желудка наживать.
Ночи уже стояли на удивление промозглые и прохладные. Днем – пекло, а ночью – холодрыга. Его пятый этаж продувался через щели рассохшихся оконных рам и дверей. И вот открытие: батареи отопления имели место быть, висели на стенах, но парового отопления как такового по проекту вообще не предусматривалось. Туркестан ведь! Жара! И гарнизонная котельная отапливала казармы, а для пятиэтажек в городке подразумевалась только горячая вода. На самом деле и холодная вода выше второго этажа почти не поднималась – не хватало напора старенькой водокачки. Горячей воды не было вовсе.
Из-за вечной мерзлоты лишь две из трех комнат в квартире были обитаемы. В одной – Ромашкин и тараканы. В другой – семейство Карпенко и, наверное, тоже тараканы. Изредка к Никите приходил полосатый котяра. Не тот ли, что пуганул его на пороге «гадючника»? Вроде тот. Похож. Котяра с энтузиазмом охотился на тараканов, за что Никита простил ему вероломно сожранные сосиски. Запирал на ночь в комнате вместе с собой: охоться на здоровье, полосатик! Уж лучше мягкие «топы-топы» в темноте, чем насекомное шуршание.