Он не мог оторвать глаз от ее смуглых лодыжек, грациозной шеи под собранными в пук волосами, обтянутой тканью груди… Хорасмийка, словно чувствуя на себе его взгляд, оборачивалась, смотрела странно, с интересом и поволокой в глазах.
Когда, закончив работу, она устало опустилась на сено и как бы случайно оголила бедра, Куджула не смог совладать с собой… Их жаркие встречи стали регулярными – в сеннике, среди скирд свежескошенных луговых трав, в зарослях тамариска на берегу Сурхандарьи…
Потом уже он догадался: отец специально все подстроил, чтобы младший сын, наконец, стал мужчиной, так что хорасмийка просто выполняла волю Герая.
Вот и агора.
Со всех сторон ее окружали толпы празднично одетых горожан. Рядом с площадью возвышался пританей[68]. На высоком стилобате[69] среди колонн расположилась эллинская аристократия в белоснежных или пурпурных гиматиях: филархи, архонты, главы купеческих факторий, гимнасиархи[70]…
Солнце едва поднялось над горизонтом, и воздух еще не успел прогреться, поэтому жены и дочери почетных гостей спасались от утренней свежести, кутаясь в пестрые пеплосы. На шеях и запястьях аристократок поблескивали оправленные самоцветами украшения.
Куджула разглядел в толпе Деимаха с семьей. Аглая тоже его заметила и приветливо помахала рукой, а стратег жестом пригласил наверх. Кушан разрывался – ему хотелось подойти к ним, но бросать спутников было как-то не по-товарищески.
Иешуа подтолкнул друга в сторону пританея – иди уже, нам и тут хорошо, вечером встретимся.
Растолкав зрителей, Куджула вышел к лестнице. Охрана из городского ополчения сначала преградила ему путь, но затем по приказу стратега пропустила на ступени. Конвоир остался внизу, прекрасно понимая, что пленник никуда не денется.
Аглая подхватила кушана под руку и тут же, проигнорировав округлившиеся глаза матери, притянула поближе к себе и сестре.
Куджула украдкой любовался македонянкой: нежно-голубой хитон с едва заметными серыми полосками спускается до пят, открывая носки темно-синих крепид[71] из мягкой кожи, а плечи прикрыты алым пеплосом с золотой фибулой. Гладко зачесанные назад волосы схвачены лентой из парчи в греческий узел, лишь с висков – как и тогда, на скачках – спускаются кокетливые завитые локоны. Тонкие запястья увиты золотыми браслетами. По случаю праздника она украсила прическу миртовым венком.
Почувствовав, что юноша на нее смотрит, Аглая внезапно обернулась, обожгла искрящимся радостью взглядом. Парфянский лук губ изогнулся кокетливой улыбкой.
Издалека послышались звуки музыки.
Сначала лишь глухо гудели тамбурины и тимпаны, но чем ближе процессия подходила к агоре, тем яснее различались нежные стоны авлосов и сиринг, мелодичный звон кифар и самбук.
Толпа зашумела, заволновалась, подалась ближе к центру площади. Токсоты[72] заметались по брусчатке, оттесняя зрителей с пути процессии.
Вскоре шествие выплеснулось на площадь. Впереди, исполненные важности, вышагивали городские чиновники: агораномы, метрономы, ситофилаки[73]…
За ними в окружении музыкантов шли дадуки – жрецы Диониса, держа в руках атрибуты бога вина и безумия: увитые плющом тирсы, педумы – загнутые крючком пастушеские жезлы, наполненные вином терракотовые канфары с двумя ручками по бокам.
Они истошным голосом выкрикивали во все стороны: «Призывайте Бога! Призывайте Бога!..»
Следом двигались богатые горожане, оплатившие расходы по содержанию хора, а также сами певцы. Красивейшие девушки Бактры несли корзины с финиками и инжиром, символами плодородия. По агоре, подхваченные сотнями голосов, разносились протяжные и величественные звуки гимна в честь Диониса.
За хором катилась повозка на четырех колесах.
Нос корабля украшала голова осла: рот открыт, глаза выпучены. Вспотевшие рабы с красными от напряжения лицами тянули махину, перекинув через плечо широкий ремень.
Борта были задрапированы черной тканью, а в центре возвышалась мачта с огромной деревянной маской Диониса вместо паруса, вся в стеблях плюща и виноградных листьях. Из-под бороды истукана свисало длинное одеяние, которое от движения колыхалось так натурально, словно это сам бог пританцовывает на повозке. Сквозь пустые глазницы просвечивало синее небо, казалось, он смотрит не на людей, а охватывает пристальным взглядом все сущее.
Внутри корабля бесновались сатиры в черных козлиных шкурах с искусственными фаллосами и нимфы в полупрозрачных шелковых одеяниях. Одни из них играли на свирелях, смеялись, кричали, бесстыдно танцевали, задирая хитоны и оголяя грудь. Другие наполняли вином ритоны, чтобы передать их окружившим повозку спутницам бога – менадам, ленам и фиадам. Те пили сами и поили людей на площади.
68
Пританей – здание, в котором проводились совещания пританов, членов Городского совета античного полиса.
70
Филарх – глава древнегреческой филы, общины, который в военное время выступал в роли военачальника; архонт – высшее должностное лицо в Городском совете античного полиса-государства; гимнасиарх – глава гимнасия.
73
Агораном – рыночный надзиратель, который также контролировал городские сборы и тарифы, например, размер платы проституткам за услуги; метроном – весовщик на рынке; сит о фила к – контролер качества продаваемого на рынке зерна, а также цен на него.