— От шельма!.. От шельма… — икает Степка. — Да когда ты такой лисой сделался!..
— Побригадирь, — говорю, — за меня — враз выучишься.
Слышим, стучит кто-то по нашим горбам. Оторвались от таза — мать честная! — Вера откуда ни возьмись, растаскивать нас принялась.
— Очумела ты, что ли?.. — очнулся Степан.
Теперь Вера смехом залилась.
— Ну, Мишка… Вот окаянный-то…
— Какой Мишка?..
Выяснилось, что Мишка, соседский пацаненок, прибежал на речку, где на лавинках Вера полоскала белье. И затараторил, перепуганный: тетя Вера, беги, мол, скорей домой, там дядя Степан и дядя Саша Огарыш пьяные на коленях по двору ползают, сейчас драться начнут. Ну, Вера белье бросила да бегом разнимать…
Степан пошел голубей свистать, а я — быка за рога.
— Вера! — говорю. — Степан с завтрашнего утра на покос поедет. Согласие дал.
— Ну и слава те господи, — говорит. — Давно бы так.
— Но ты, — говорю, — потолкуй еще с ним. Он для виду упираться будет. Скажи еще, что колхозники тоже просили.
И про закрайки, и про телку, и про восстановленье огорода я ей сказал да быстрехонько смылся. Лишние слова — палки в колеса.
Тем временем у меня канитель идет — с бригадиров увольняюсь.
Председатель на одном правленье и говорит:
— Найдете, Александр Иванович, замену подходящую — отпустим. Нет — на нет и суда нет.
— Найду замену! — говорю.
— Кого же?
— Только, — говорю, — по секрету. Степана Кондратьева, то есть Корягу.
Председатель карандаш на стол выронил, загремел он на полировке.
— Вот так, — говорит, — у нас и ведется: на княжество приглашаем из варягов. Своих князей нету.
— Да какой, — говорю, — он варяг?! Он наш, крестьянин. А из колхоза ушел от горя. И вернуться готов почти что.
— Поживем — увидим. Работайте, Александр Иванович, — сказал мне председатель.
Ну, а как я Степана уговорил — это уж мой секрет. Скажу только, что после того правленья перед тем, как на переговоры к Степану идти, я в магазин завернул да взял там товару повседневного спроса. За ним легче по душам говорить, а тут — или по душам, или вообще никак.
Осенью уже на первом бригадном собрании Степан переволновался и сказал:
— А кто меня Корягой назовет, того буду штрафовать. Как за потраву общественных угодий.
Вся бригада — впокатущую.
Напрасно сказал — только масла в огонь подлил. По мне так пускай бы звали: Коряга ли, Огарыш — чем плохо-то? Я уж и расписываться прозвищем готов, до того привык — фамилии не надо…
…Так вот, говорю Коряге:
— Степа! Дай отгул — поросенка заколоть.
Поговорили мы с ним, поговорили, а отгула не дал. И я совсем уж согласился, что поросенок до воскресенья подождет, только вот с резчиком, Борисом Ивановичем, сызнова надо договариваться. Ну да ничего, Степан сказал, что так для бригады будет лучше.
А что ни говори — хороший мужик Степан и не в пример мне на своем месте. Только вот беда какая: не землю слушает, а телефонные гудки. Видно, еще из него производство не выветрилось.
За Чертовым садом — березовый полдень
Позапрошлым летом подфартило мне на дальнем покосе одному пожить. Не было бы счастья, да несчастье помогло, то есть ссора с председателем. Перекинулся я с ним на тему гибели наших колхозных угодий. Он говорит: нам бы хоть клевера выкосить успеть. А я говорю, что и естественные покосы забывать нельзя — там не сеяно, само родило, только приди и возьми. Это начало.
А конец тот, что он меня, мягко говоря, норовистой пристяжной обозвал, я его — подслеповатым мерином-коренником.
Когда оба поостыли маленько, он мне и говорит:
— Слова круглые, дела — квадратные. Слова-то мы все умеем катать.
— А я, — говорю, — и дело катывал. Давай Кривое колено выкошу, пока оно совсем шелепнягом не заросло. На том покосе бабушка моего батьку родила. И меня туда в люльке носили — не с кем было дома оставить.
— Раз, — говорит, — там и роддом, и ясли твои — коси. Исполу! Половина сена — колхозу, другая — твоя. Только подмоги не жди.
— Перебьюсь, — отвечаю. А сам рад-радешенек — надо, думаю, этому варягу доказать, что я вовсе не пристяжная кобыла, а если и пристяжная, то дорогу-то, один черт, знаю не хуже коренника.
Пока шел от правления домой, голову ломал: как добираться до Кривого колена. На мотоцикле не проедешь, потому что на полпути к покосу есть гиблое место — Чертов сад. Пешком ходить? Десять с гаком верст туда да столько же обратно. И ноги по колено сносишь, и росу прозеваешь. А мотоцикл туда обязательно переправить надо — копны к остожью возить.