— Он угрожал мне. Тебя тут не было, так что отъе*ись.
— Да? А он угрожал тебе до или после того, как ты начал его провоцировать? — не дожидаясь ответа от Эзры, я переключил внимание на молчаливого надзирателя, удерживавшего руки Эзры за его спиной.
Мужчина не ответил словами — может, потому что для своих коллег Эзра представлял бОльшую угрозу, чем для заключенных — но он кивнул, подтверждая мои подозрения.
— Давай ты прогуляешься, остынешь и вернешься, когда приведешь мысли в порядок? — сказал я Эзре.
— Давай ты не будешь лезть не в свое дело? Этот тип угрожал мне, и я имею полное право вызвать КНЭР, чтобы о нем позаботились.
КНЭР представлял собой команду надзирателей экстренного реагирования из пяти человек. Их вызывали в случае тюремного бунта, выведения из камеры, массовых обысков, если заключенный не слушался, а также в случае нападения заключенного на охранника. Они приходили в полном защитном снаряжении, и их возглавлял командующий офицер.
— КНЭР не понадобится, если ты сдашь назад. Вы двое не ладите, и мы позаботимся об этом без тебя, — я показал на его коллегу, все еще не зная его имени. — Армандо? — позвал я хрипящего и скулящего мужчину позади меня.
— Что? — рявкнул он, едва сдерживая злость.
— Как ты относишься к тому, что Эзра уйдет, а я и...
— Филипп.
— Филипп позаботимся о твоей транспортировке обратно в камеру? Там все чисто.
— Избавьтесь от этого мудака, потому что если я до него доберусь...
— Не бросайся угрозами, приятель. Знаю, он тебя взбесил, но такими темпами ты навлечешь на себя большие проблемы. Сейчас я на твоей стороне и предлагаю тебе принять это.
— Я об этом доложу, — сказал Эзра едким, полным ярости тоном.
— Ага, я тоже, и Филипп тоже не в восторге от твоего поведения, так что не сомневаюсь, что от него тоже будет отчет.
Филипп ничего не сказал, но продолжал наблюдать, не отпуская руки Эзры. Я видел в его глазах отвращение и не нуждался в словесном подтверждении его взглядов.
— А теперь ты сам уйдешь и возьмешь перерыв, или мне надо вызвать Рея из блока Е? Обещаю тебе, он будет не в восторге.
Эзра вырвался из хватки Филиппа и выпрямился, пытаясь запугать меня, но я вторил его угрожающей позе и не отводил взгляда, пока он не развернулся и не унесся прочь.
— Бл*дский уе*ан, — проворчал Армандо.
Как только Эзра скрылся за ближайшими дверьми-решетками, я посмотрел на Армандо. Его кожа сделалась ярко-красной от раздражения, и он постоянно тер глаза. Я сомневался, что к этому моменту он хоть что-то мог видеть. Получить перцовым спреем в лицо — это просто ужасно.
— Его одежда осмотрена? — спросил я у Филиппа.
— Да, — он собрал вещи с места, где выронил их в ходе перепалки. — Эзра не позволял мне вернуть их.
Кто бы мог подумать.
— Мочу на анализ взяли?
— Да, его можно переводить.
— Ты готов к трансферу, Армандо.
— Да я ослеп, бл*ть. Проклятье, это дерьмо жжется.
— Не сомневаюсь. Вставай. Филипп отдаст тебе одежду. Как окажешься в камере, промой все большим количеством воды. В следующий раз не ведись и держи рот на замке. Он хотел сделать это и ждал, когда ты дашь ему повод.
Армандо щурился, глядя меня и снова скаля зубы.
— Да, но он...
— Никаких но. Знаю, он вел себя как мудак, но ты угрожал надзирателю. За это тебя могут наказать, и ты это знаешь. Я напишу честный отчет, и может, Рей проигнорирует твою роль в этом и разберется с Эзрой, но это не от меня зависит.
Армандо уступил и поднялся на ноги, используя стену клетки как опору. Филипп через люк вернул Армандо одежду, и мы подождали, пока он оденется. Он без проблем позволил надеть оковы на его руки и ноги, и пока мы с Филиппом вели его обратно к камере, он повернул голову и изучал меня щурящимися, налившимися кровью глазами.
— А ты ничего, Миллер. Вот бы все были такие, как ты.
Как только Армандо вернулся в камеру, Энджело вскинул бровь и понизил голос.
— Что случилось, бл*ть? За что в него брызнули спреем?
— Это Эзра, и он ушел на перерыв, если у него есть голова на плечах. Кто следующий?
Энджело показал на камеру Десмонда, виновника, чье поведение и внешность спровоцировали всю эту ситуацию. Дуг вернулся, и это хорошо, поскольку у нас опять оказалось на одного человека меньше. К сожалению, это означало, что больше никто не получит перерыв.
— Дай мне пять секунд. Я свяжусь с Реем по рации и сообщу о случившемся. На его месте я бы отпустил Эзру домой. Он сейчас слишком взвинчен, и его смена почти закончилась.
Рей был вовсе не в восторге и сообщил, что разберется в ситуации.
Остальной обыск прошел нормально, если не считать пакетика кокаина в камере Десмонда. Всегда поражало, как заключенные умудрялись доставать подобные вещи с такими строгими мерами безопасности. Десмонд получил наказание в виде понижения на 2 уровень на 90 дней. Его вещи конфисковали по протоколу и зафиксировали все в отчете.
Последний обыск был в Б21, у Бишопа. Все время я избегал зрительного контакта и придерживался профессионального поведения. Я не раз чувствовал на себе жар этих ониксовых глаз. Он не разговаривал и не спорил. Он как всегда был покладистым и сговорчивым.
Рей увел меня с этажа, чтобы написать отчет о ситуации с Эзрой, и только после одиннадцати часов я сменил Энджело. К тому времени мне казалось, будто я уже отработал полную смену. Я провел личный пересчет, поскольку я заступал на этаж. Большинство парней спало, не считая Армандо, который сидел на кровати, согнувшись пополам и прижимая пальцы к глазам, и Бишопа, который опять читал.
— Ты там в порядке, Армандо? — спросил я, помедлив у его окна при следующем обходе.
— Бл*дские глаза все еще горят.
— Ты их промыл?
— Да, я их промыл, — рявкнул он. — За идиота меня держишь?
— Просто спрашиваю.
Его злость не утихла, так что я оставил его в покое, не желая нарываться на злость заключенного.
Ночь выдалась тихой, и я порадовался этому. После пересчета в два часа ночи я поднимался обратно по стальной лестнице, сверившись с Джином, и тут услышал мягкий баритон Бишопа. Я замер и слушал. Его голос нес в себе больше благодаря тихому тону.
Слова были неразборчивыми, так что я приблизился к камере и прижал ухо к двери так, чтобы не было видно в окошко. Душераздирающие эмоции в его словах омыли меня.
— «И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой...»
— «Обольстительной Аннабель-Ли», — прошептал я.
Я закрыл глаза, тут же узнав стихотворение. Я одними губами повторял все следующие строчки, всем сердцем чувствуя печальные слова Эдгара Аллана По. И еще печальнее было слышать это от мужчины в камере.
Когда Бишоп умолк, я бездумно заговорил, повысив голос ровно настолько, чтобы он услышал.
— «Аннабель Ли», Эдгар Аллан По. Он в числе моих любимых, — я оттолкнулся от стены и встал так, чтобы меня было видно в окно. Бишоп наблюдал. — В старших классах нам поручили сделать независимый исследовательский проект по известному автору. Мне пришлось написать пять тысяч слов о нем и его работе. Это было мое первое знакомство с Эдгаром Алланом По. И больше я с ним уже не расставался. В его стихотворениях и историях есть нечто западающее в душу. Я не мог начитаться им. Заглатывал одно произведение за другим. Заучивал и запоминал. «Падение дома Ашеров», «Бочонок амонтильядо», «Ворон», «Черный кот». Все.
Бишоп закрыл маленькую книжку на коленях и помахал ею, показывая мне, затем положил обратно.
— Брал ее уже раз сто. Знаю наизусть.
— Тебе нравится читать, — это было утверждение, основанное на наблюдениях, а не вопрос.
— Тут больше и нечем заниматься. Легче сбежать в написанный мир, чем думать о будущем, которого у меня больше нет. Не у всех этих парней есть такая роскошь. Они не очень хорошо читают и не могут дисциплинировать себя, чтобы научиться.
— Но не ты.
— Нет. Не я. Бабуля научила меня читать еще в детстве. У нас было мало денег, и она говорила, что чтобы потеряться в книге, деньги не нужны. Библиотека...
— Была вратами в приключения, выходящие за пределы самого безумного воображения.
Бишоп склонил голову, и его лоб изумленно нахмурился.
— Моя мама говорила мне то же самое, — ответил я. — В детстве библиотека была мне вторым домом. Познакомила с возможностью сбежать от мира. Дала место, куда можно пойти, если реальность оказывалась слишком сложной.
— От чего тебе надо было сбегать, босс?
Я закусил щеку изнутри и глянул на ряд других камер. Я ни за что не собирался делиться тем, как в детстве запутался и пугался собственной ориентации, не знал, как я могу (и могу ли) вписаться в ряды других мальчиков моего возраста, когда мы так отличались.
Все было тихо посреди ночи. И пусть я не был готов ответить на его вопрос, я пока не хотел уходить.
— У тебя есть любимые? — спросил я вместо этого. — Вообще книги, не только у По. Любимые книги?
Бишоп приподнялся и сел на краю маленькой кровати, опустив ноги на пол. Он взял ту книгу, что читал, и посмотрел на обложку. Она явно видала лучшие дни.
— В основном мне нравятся старые произведения. Не то чтобы у нас был большой выбор. В здешней тюремной библиотеке около тысячи книг. Я их все читал по несколько раз. Не уверен, что у меня есть любимая. Все зависит от настроения. Несколько лет назад у меня была фаза Чарльза Диккенса. Тут доступны четыре произведения. «История двух городов», «Большие надежды», «Оливер Твист» и «Рождественская песнь в прозе». Я каждое читал по шесть раз. Пока не выучил каждое слово.
Он помедлил, погладив большим пальцем потрепанный сборник произведений По, после чего посмотрел мне в глаза.
— Иногда мне нравятся приключения в духе Марка Твена; в другие периоды я жажду более темных вещей вроде По, — он потряс книгой и положил ее обратно, затем пожал плечами.
— Я люблю Диккенса и заставлял маму читать мне «Приключения Гекльберри Финна» еще задолго до того, как сам научился читать. Отличный выбор.