Это убьет Бишопа, если он узнает.
— Она живет с тобой?
— Да. У нас нет денег на сиделку или пансионат. Мне приходится оставлять ее, когда работаю. А я работаю много. У меня есть друг, который остается у нас на несколько ночей в неделю и помогает, но в остальном она одна.
— Черт, — я пнул камешек и принялся расхаживать туда-сюда. Даже если у его семьи имелись бы деньги на хорошего адвоката, им нужно тратить их на другие вещи. — Я попробую найти кого-нибудь, кто возьмется за его дело. Кого-нибудь, кто знает, что делает.
— И как ты сделаешь это без денег? Или сам будешь платить за адвоката?
У меня тоже не имелось на это денег.
— Не знаю. Придумаю что-нибудь. Ты подумаешь о том, чтобы навестить брата?
— Он не хочет меня видеть.
— Что, если я уговорю его передумать? Ему нужна его семья. Ты. Если я не сумею остановить эту тенденцию, тогда он... близок к концу, — эти слова вызывали боль в груди. — Ты разве больше не хочешь видеть брата?
— Я подумаю об этом.
— Я это ценю, — я протянул руку для пожатия. Предложение перемирия, раз уж я набросился на него как бык.
Он принял это предложение, все время удерживая мой взгляд.
— Если уж на то пошло, я рад, что у него есть друг.
Джален взял телефон с крыши машины, а я выудил свой из кармана, чтобы посмотреть на время. Я опаздывал. Мой обед закончился пятнадцать минут назад. Почему Деррик со мной не связался?
Я помахал Джалену и направился обратно к воротам, отсканировав свою айди-карту и доставая рацию из кобуры.
— Ди, ты где?
Треск статического шума, затем голос Деррика.
— В комнате персонала. Жду тебя. Ты где?
— Уже иду.
В комнате персонала я нашел Деррика, болтавшего с Реем, и сразу понял, что попался.
Бледная кожа Рея покраснела от солнца, отчего его веснушки выделялись. Я не видел его с тех пор, как он вернулся из поездки, но похоже, он много времени проводил на солнце.
— Вот и он, — сказал Рей. Резкие нотки в его голосе говорили, что он вовсе не доволен моим опозданием.
— Прошу прощения, забыл про время.
— Идем со мной, Миллер. Я хотел поговорить кое о чем. Деррик, дай им знать, что ваша команда пока недоступна.
— Да, сэр.
Рей похлопал Деррика по плечу и махнул рукой в сторону двери, показывая мне идти первым. Не к добру. Тот охранник заметил нас с Бишопом, когда привел миссис Ндиайе в комнату для посещений? Волна чувства вины и нервозности омыла меня, но я последовал за Реем в его кабинет, надеясь, что это не что-то серьезное.
Кабинет Рея не слишком отличался от офиса начальника тюрьмы Оберка, только не было умирающего растения и покосившихся дипломов на стенах. Он сел за старенький стол со стальным корпусом и махнул мне садиться напротив.
— Как дела? — спросил он, подавшись вперед на скрипучем стуле и положив руки на стол. — Ты уже какое-то время проработал здесь. Нормально вливаешься в коллектив?
— Да, нет проблем. Я немного пободался с Эзрой, но вы в курсе.
— Да, большинство парней раз или два бодаются с ним. Он сам чинит себе проблемы. Как насчет травли? Эти парни беспокоят тебя?
— Что вы имеете в виду?
— Я читал твое личное дело.
Жар хлынул по моим венам. Я знал, что Айония послала информацию об инциденте дома, но надеялся, что у Рея руки не дойдут прочесть. Это означало, что он знал про нападение в Ай-Максе и причину, стоявшую за ним. Он знал, что я гей.
— Слушай, твои личные дела — это твои дела. Я здесь не для того, чтобы осуждать или говорить, что тебе делать со своей жизнью. Но я знаю, почему ты перевелся, и знаю, что произошло на твоем старом месте работы. Моя работа как твоего начальника — удостовериться, что здесь все хорошо. Мы не хотим повторения, и это непростая сфера работы для геев.
— Поверьте мне, я знаю. Я не раскрываю эти сведения о себе на работе. Только один парень здесь знает. Он друг.
— Значит, ты не сталкивался с травлей?
— Нет, сэр. У меня не возникало никаких проблем. Самая большая ошибка, которую я совершил дома — это то, что я открыто говорил о своей личной жизни. Я больше не повторю такого.
Рей изменил позу и сел более прямо, разведя руки и обхватив ими края стола.
— Энсон, я спрашиваю потому, что заметил за тобой частый обмен сменами. Я уехал и оставил расписание, а когда вернулся, то увидел, что ты не отработал ни единой смены, которую я тебе назначил. Я не ярый сторонник жесткого расписания и поощряю обмен сменами, если на то есть веские причины. Травля со стороны заключенных или персонала — это веская причина, но мне нужно знать о подобном, чтобы предпринять действия по пресечению этого или убедиться, что ты в безопасности, чтобы не повторились события в Айонии. Почему ты посчитал нужным переписать мое расписание?
Взяв себя в руки, чтобы не выдать правду, я постарался найти правдоподобный ответ.
— Наверное, я человек привычки. Весь этот переезд слегка выбил меня из колеи. Много нового надо принять и переварить одновременно. Работать повторяющуюся смену в знакомой локации помогает. Немного снимает стресс. Я не знал, что такое недопустимо. Приношу свои изменения. Я осознал, что мне комфортно работать ночную смену в той секции, так что поменялся с несколькими ребятами, чтобы так и продолжалось.
— А на этой неделе ты поменялся на сопровождение?
— Парни из ночной смены отказались поменяться. Сопровождение — это следующий наиболее комфортный вариант.
Я лгал Рею как идиот, но это лучшее, что я смог придумать без предупреждения. Это выставляло меня в дурном свете, давая ему основания сомневаться в моем психическом здоровье и в том, действительно ли я готов вернуться к работе после инцидента в Ай-Макс.
— Знаю, это личный вопрос, но я должен спросить. Ты по-прежнему посещаешь психолога? В твоем личном деле записано, что Айония компенсировала затраты на лечение и в том числе на психотерапию.
Они также оспаривали мое дело в суде, раз я уехал на другой конец страны, а трое ответственных мужчин получили обвинение в нападение за то, что сделали со мной.
— Я не посещал с тех пор, как уехал из Мичигана, но и не видел необходимости. Я думал, что со мной все хорошо.
Рей повернул ко мне распечатку расписания и постучал по моему имени, которое стояло в двух ночных сменах подряд, в одной и той же зоне. В сменах, которые не были моими.
— Это говорит мне об обратном. Это говорит мне, что тебе до сих пор немного некомфортно.
Я не знал, что на это сказать. Он прав. Факты указывали на то, что мне боязно работать в других зонах. Моя ложь это подкрепила.
— Вполне нормально нервничать при работе с этими парнями в 12 блоке. Их преступления говорят сами за себя. Ты сам лично столкнулся с насилием, которое может обрушиться на нас, если мы не будем осторожны. Я понимаю. Я не осуждаю тебя и не виню, но готов позвонить в Ай-Макс и договориться, чтобы они компенсировали твои затраты на психолога и здесь. Они не могут забыть о своем человеке просто потому, что он переехал куда-то.
— Я это ценю.
В глубине души я думал, что слишком рано прекратил сеансы, так что неплохо будет иметь возможность поговорить с кем-то. Кошмары прекратились, но неуемность и тревожность никуда не делись. Я каждый день выходил на пробежку и изматывал свое тело, чтобы можно было спать ночью и не думать.
— Ладно. Я позабочусь об этом. А тем временем, у тебя есть категоричные возражения против назначения в какие-либо зоны?
— Нет, сэр.
— Если это изменится, сообщи мне, — он оттолкнулся от стола и протянул мне руку.
Я встал и пожал его ладонь, ненавидя то противное сосущее ощущение в животе от понимания, что мое время с Бишопом теперь будет зависеть от воли случая.
Мой разговор с Джаленом громко звенел в ушах.
«Если я не сумею остановить эту тенденцию, тогда он... близок к концу».
«И кто ж оплатит этого навороченного адвоката?»
Чтоб мне провалиться, если я знал ответы или понимал, что делать. Мое сердце было зажато в тисках, и каждый день кто-то закручивал их еще теснее, и боль нарастала. Она становилась невыносимой.
Глава 14
На следующий день Хавьер сообщил мне, что Джеффери казнили. Его смерть рябью пронеслась по стенам отсека Б и оставила после себя зловещие отголоски. Все мужчины в камерах знали, что их судьба будет такой же. Однажды придет и их черед.
Той ночью мои кошмары вернулись с новой силой, но вместо заключенных, преследовавших меня по бесконечным коридорам заброшенной тюрьмы, я стоял и смотрел, как Бишопа ведут в камеру казни. Будучи безмолвным наблюдателем, я ничего не мог сделать в своем сне, пока они пристегивали его ремнями к столу из нержавеющей стали и ставили капельницу, инъекция которой оборвет его жизнь.
Я никогда лично не присутствовал на казни, так что не знал, совпадали ли мои сны с реальностью. Но чувства и эмоции были самыми настоящими. Я просыпался в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем, в мозгу горели свежие образы докторов с иглами.
Каждую ночь.
Снова и снова.
На той неделе я мельком виделся с Бишопом, но ничто из этого не было приватным. Мы не могли разговаривать или обменяться чем-либо, кроме беглой улыбки.
В следующие три недели я работал в других рядах камер и ни с кем не пытался поменяться сменами, вняв предупреждениям Рея.
Мое исследование дела Бишопа не прекращалось. Я ознакомился с уголовным правом, и меня не раз ставили на место, когда я звонил первоклассным адвокатам и от лица Бишопа запрашивал бесплатные консультации. Один парень поднял меня на смех и выгнал из своего кабинета, когда я спросил, не согласится ли он на оплату только в случае успеха.
Однажды поздно ночью, когда мне не спалось, я вступил в какой-то чат и в привате поговорил со студенткой юридического факультета, которая была более прямолинейной и честной. Мы говорили «гипотетически», по ее предложению, так как она по закону еще не имела права консультировать меня по настоящему делу. Я объяснил ситуацию Бишопа (используя другое имя, чтобы защитить его личность), описал все нестыковки в его деле — по крайней мере, с точки зрения обывателя вроде меня.