За решеткой (ЛП)

В то же время дни пролетали мимо, и время утекало быстрее, чем я осознавал. Слишком быстро. Я волновался, что мы не успеем подать апелляцию вовремя. Я волновался, что ее отклонят. Я волновался, что наступит девятнадцатое января, и мой мир будет разрушен.

Мы с Джаленом несколько раз говорили по телефону. У меня не было новостей, но наше обоюдное беспокойство о Бишопе позволило нам образовать дружескую связь. Я никогда не признавался, что мы с его братом не просто друзья, но Джален знал. Он также часто говорил о Дрейке, и думаю, он подозревал, что я тоже знаю его секрет, как бы тщательно он его ни скрывал.

Однако он был далек от готовности признаться в этом.

Он все равно отказывался навестить брата.

— Это признание поражения, — сказал он мне по телефону. — Если я поеду, то как будто объявлю его смерть неизбежной.

Мы спорили. Он стоял на своем.

Я ничего не мог поделать.

Четырнадцатого января, чуть позднее восьми утра, звонок телефона выдрал меня из кошмарных снов. Я проснулся, запутавшись в одеяле, дезориентированный и неспособный понять звук, который заполнил ранее тихую комнату.

Определив его источник, я поспешил ответить. Мгновенная паника едва не задушила меня, когда я увидел, что это звонят из адвокатской компании.

— Алло, — прокаркал я хриплым со сна голосом.

— Энсон Миллер?

— Он самый.

— Синтия Беллоуз, — мой позвоночник резко выпрямился, и я сел. — Я хотела сообщить, что я подала апелляцию. Они понимают срочность дела, поэтому оно будет поставлено вверх очереди и по возможности рассмотрено наперед остальных.

— И что вы думаете об этом?

Последовала пауза, и мои внутренности превратились в жидкость.

— Я сделала все, что могла. Я изложила весомые аргументы и сделала опору на фактор срочности, чтобы заручиться сочувствием. Я полагаюсь на свою репутацию и надеюсь, что это приведет нас к следующей фазе.

— Хорошо. Как скоро мы узнаем результат?

— Через два или три дня. Они мне позвонят, когда будут готовы выслушать апелляцию... если захотят ее выслушать, конечно. Сторона обвинения будет не в восторге от таких сроков. Они попытаются пресечь нас на основании того, что у них не было времени подготовиться.

Все выходило впритык. Три дня — это уже семнадцатое. Они будут готовить его к переводу в Хантсвилль, на место казни.

— А если они выслушают апелляцию, сколько времени уйдет на принятие решения?

— В данном случае мы попробуем уложиться в одну сессию и позволить судье решать. Максимум две сессии, при условии, что обвинение не попытается нам помешать.

— Ладно.

— Когда я узнаю, вы тоже узнаете, мистер Миллер.

— Спасибо вам. За все. Я понимаю, вы не обязаны это делать, но вы даже не представляете себе, как я это ценю.

— Поблагодарите меня, когда я выиграю апелляцию. Я буду на связи, — она повесила трубку, не прощаясь.

Синтия была той женщиной, которая ненавидит проигрывать, и это заметно. Взяться за дело без гарантированного результата ей было явно непросто. Она пребывала на взводе, как и я сам.

Я плюхнулся обратно на кровать и посмотрел в потолок. Мне надо позвонить Джалену и дать ему знать, но сначала мне было нужно, чтобы Хавьер передал сообщение Бишопу.

Я позвонил по его номеру.

— Я тебя ненавижу, — пробурчал приглушенный голос.

— Я тебя разбудил?

— Да.

— Апелляция подана. Они ускорили процесс, чтобы мы смогли получить ответы.

Хавьер молчал.

— Ты можешь ему сказать? — спросил я.

— Я ему скажу. Как у тебя дела?

— Не очень.

— Так и думал. Ты хоть ешь?

— Ага.

— Мелани сказала, что когда она видела тебя в последний раз, ты показался ей похудевшим. Она сказала, что ты врешь как дышишь и вешаешь мне лапшу на уши.

— Скажи Мелани, что я ценю ее заботу, но я в порядке. Когда у тебя смена?

— После обеда. Не волнуйся, я ему передам.

— Спасибо.

Молчание затянулось, но Хавьер слишком хорошо меня знал.

— Что еще мне ему передать?

— Эм... — я не мог излить душу через третье лицо. Это несправедливо. — Скажи ему, что он не один. Скажи ему... верить в надежду, потому что только это и есть сейчас у всех нас.

— Ты сопливый тюфяк.

— Иди нафиг. Передай ему сообщение.

— Передам. Почему бы тебе не приехать на завтрак? Похоже, тебе не помешает компания.

— Ага. Ладно. Спасибо. Во сколько?

— В десять. Ты меня не вытащишь из постели прямо сейчас.

Я улыбнулся, но получилось натужно.

— Ладно. В десять так в десять.

***

Я выблевал завтрак, а следом стакан воды, который выпил после первой рвоты, чтобы смыть неприятный привкус во рту. Моя утренняя пробежка продлилась два часа, потому что остановка означала мысли, а мысли означали парализующую тревогу, а тревога отправляла меня в туалет блевать.

Прошло три дня, и об апелляции Бишопа ничего не было слышно.

Ничего.

Лишь насилующее уши молчание.

Синтия сообщила, что ничего не может сделать со своей стороны, и надоедание на данном этапе будет бестактностью. Они знали о нашем дедлайне. Мы получим ответы тогда, когда они будут готовы их дать.

Сегодня было семнадцатое. Завтра Бишопа перевезут в Хантсвилль. Я молил и упрашивал Хавьера вызваться добровольцем на сопровождение, но он отказался.

— Это слишком. Я один раз делал это в прошлом и больше не могу, приятель. Особенно зная, что этот парень близок к одному из моих лучших друзей.

Я цеплялся за раковину в ванной и смотрел на темные круги под своими глазами. Прополоскав рот ополаскивателем для полости рта, я включил душ. Я поставил максимальную громкость вызовов на телефоне, решительно настроившись не пропустить звонок, затем встал под холодные струи.

Я дрожал и мылся, мечтая, чтобы это выгнало токсичный суп, струившийся по моим венам и делавший меня как будто больным. Этого не случилось.

Закончив, я натянул спортивные штаны и толстовку, потом забрался в кровать с телефоном. Я мог лишь смотреть на экран и ждать. Сон сморил меня. Я не удивился. Я неделями дерьмово спал. Кошмары преследовали меня всякий раз, когда я закрывал глаза, и просыпался я еще более уставшим, чем до сна.

Телефон разбудил меня вечером. Я резко подскочил, спеша ответить как можно быстрее. Мое нутро сжималось, сердце екало от того, что мог означать этот звонок. Я ответил, даже не посмотрев, кто звонит.

— Новости есть?

Хавьер.

Я бухнулся на подушку.

— Нет. Ничего.

— Мне жаль.

— Который час?

— Шесть. Ты спал? На слух звучишь дерьмово.

— Видимо, заснул. Прилег после обеда. Ты работаешь?

— Да, но я на перерыве. Подумал, что надо проведать тебя.

— Сегодня уже слишком поздно для новостей, да? Они не позвонят.

— Да. Я тоже так думаю.

— Черт. Завтра его перевезут.

Тишина.

— Я не знаю, что сказать, дружище. Это может случиться. Ты еще можешь получить новости. Я никогда не видел...

Мой телефон пиликнул, и я поперхнулся воздухом, выпалив:

— Черт, мне придется тебя сбросить. Параллельный вызов.

— Иди, иди. Может, это оно.

— Бл*дь.

— Дыши, и перезвони мне потом.

Я завершил вызов Хавьера и ткнул по экрану, принимая входящий вызов.

— Алло? — мой голос срывался.

— Энсон?

— Синтия? — мое сердце застряло в горле. — Вы получили новости? Они рассмотрят его апелляцию?

У нее имелись ответы, я это чувствовал.

— Уже рассмотрели, — она была слишком спокойной, слишком непроницаемой.

— Иисусе, скажите уже! — я не хотел орать, но мои нервы были ни к черту.

— Сегодня утром меня вызвали в суд. Заседание было долгим, и, как я и подозревала, обвинение разыграло против нас каждую карту, имевшуюся в их распоряжении. Они очень старались пресечь нас. Я зачитаю вам финальное решение Апелляционного Суда.

Я задержал дыхание, пока она читала.

— После пересмотра внушительного количества улик, представленных суду, мы считаем, что есть существенные сомнения в том, получил ли мистер Ндиайе справедливый и честный суд, как то предписывает Конституция. Следовательно, Апелляционный Суд рекомендует, чтобы дело мистера Ндиайе было возвращено обратно и рассмотрено заново.

Я не выдержал. Зарыдал. Недели в напряжении и беспокойстве завершились этими новостями, и я мог лишь плакать и благодарить ее.

— Впереди нас ждет немало работы, мистер Миллер, но теперь у нас есть время сделать ее подобающим образом. Как вы понимаете, они приняли апелляцию, но ясно дали понять, что мистер Ндиайе будет оставаться под стражей на протяжении судебного процесса.

— Я понимаю. Спасибо.

— Сделайте глубокий вдох, Энсон, — в ее голосе впервые послышалась улыбка.

Я вытер глаза и согнулся вперед, опустив голову между коленей.

— Спасибо. Спасибо вам большое. Вы себе не представляете. Спасибо.

— Мне сообщили, что моего клиента переводят в его прежнюю камеру. Предлагаю вам запланировать визит к нему. Уверена, вам обоим это надо.

Я никогда не упоминал характер наших с Бишопом отношений, но Синтия не была идиоткой.

Я еще раз поблагодарил ее и повесил трубку. Посидев несколько минут и переварив новости, я сделал несколько успокаивающих вдохов, чтобы прогнать муки, неделями отравлявшие мои внутренности. Вернулась надежда. Надежда, которую я почти отринул пять минут назад.

Я перезвонил Хавьеру и поделился новостями. Он сказал, что примерно в то же время они получили звонок с сообщением о том, что Бишопа переводят обратно в его камеру.

— Что теперь будет с тобой? — спросил Хавьер. — Рей такого не предвидел?

Это правда. Рей рассчитывал, что когда я вернусь к работе, Бишопа уже не будет.

— Наверное, узнаю по ходу.

— Может, хоть теперь ты сможешь нормально поспать, бл*ть?

— Боже, мне это надо.

— Знаю. Я пройду мимо его блока, когда доработаю смену. Хочешь, чтобы я ему что-либо передал?