Еще через час моя кровать была собрана, комод заполнился одеждой, а несколько коробок с любимыми книгами в твердых переплетах были аккуратно расставлены в книжных шкафах. Это все, что я мог сделать за день. Мое тело протестовало против последних нескольких подъемов по лестницам, а желудок уже урчал.
Я заказал доставку пиццы и принял холодный душ, пока ее еще не доставили. Мои мышцы ныли, я ужасно устал. Мне нужно хорошо покушать, почитать хорошую книгу и лечь в постель, чтобы отоспаться перед работой завтра утром. Время было довольно позднее, и подъем в пять утра вовсе не радовал.
Я поел пиццу из коробки, не пытаясь найти тарелки в хаосе на первом этаже. И поскольку моя спальня была единственной хоть сколько-нибудь обустроенной комнатой, там я и ужинал, прямо посреди кровати. Единственным, кто мог жаловаться из-за крошек в постели, был я сам.
Устроившись рядом с коробкой пиццы, я листал потрепанную копию «1984» Джорджа Оруэлла. Я читал ее столько раз, что многие куски знал наизусть. Страницы кое-где истерлись и обтрепались. Корешок настолько погнулся, что сложно было прочесть название, но эта книга была любимой.
Я слишком вымотался, чтобы начинать новую книгу, так что взял старое и любимое, чтобы немного почитать за едой. Что-то настолько знакомое, чтобы не приходилось сильно размышлять.
Надо мной часто посмеивались из-за моей своеобразной коллекции книг. В отличие от многих людей у меня не было любимого жанра или автора, я просто читал все, что попадало мне в руки. Криминальная документалистика, ужасы, фэнтези, мистика, научная фантастика, историческая проза, классическая литература, поэзия — я обожал все.
Мы с мамой жили не при деньгах, так что моим лучшим источником развлечения в детстве были еженедельные поездки в местную библиотеку. Там я впервые познал настоящие приключения. Может, мы не могли позволить себе ездить в отпуск как другие семьи, но мне казалось, будто через художественную литературу я прожил тысячу жизней и посетил тысячу мест. По моему мнению, Дисней не мог тягаться с «Островом сокровищ».
Слопав третий кусок пиццы до самой корочки, я перевернул страницу, и тут телефон завибрировал на кровати возле меня. На экране появилось улыбающееся лицо моей матери.
— Черт, — я забыл перезвонить ей.
Я бросил корочку от пиццы в коробку и вытер масляные пальцы салфеткой, затем схватил телефон.
— Привет, мам.
— Ну, хорошо, что в этот раз ты решил ответить. Ибо после этого я позвонила бы шерифу и сообщила, что мой сын пропал. Я думала, ты умер где-нибудь в канаве на обочине дороги между Мичиганом и Техасом. Ты пытаешься наградить свою пожилую мать сердечным приступом?
От звуков ее голоса в моей груди расцвело тепло, и я улыбнулся.
— Нет. Прости. Вчера я добрался сюда очень поздно и не хотел будить тебя. А потом мне пришлось выйти на работу еще до шести утра. Когда ты звонила, я был на работе.
— А тремя днями ранее? Я не слышала от тебя новостей с тех пор, как ты отъехал от моего дома субботним утром. Хватило бы и смс-ки. Просто дал бы знать, что тебя не похитили и не убили. Ты же знаешь, что я волнуюсь.
— Прости. Все было так хаотично. У меня голова кругом идет.
Она вздохнула, и ее голос смягчился, когда она продолжила.
— Знаю. Хотела бы я, чтобы ты получше все обдумал, прежде чем вскакивать и бежать. Как ты? Как новый дом?
Я окинул взглядом спальню, подметив тусклые бежевые стены, отчаянно нуждавшиеся в покраске, а также толстый слой грязи на окне без штор, отчего стекло казалось мутным.
— Это... не совсем то, на что я надеялся. Дом. Над ним надо поработать, но я этим займусь. Это поможет мне занять себя после работы. Будет на чем сосредоточиться.
— А работа?
В ее голосе звучала настороженность. Ей не нравилось, что я устроился на вакансию в камере смертников, и неважно, что это было на другом конце страны.
— Неплохо. Больше охранных мер, о чем я и так догадался. Больше деталей и процедур при взаимодействии с заключенными, но ничего страшного. Думаю, здесь мне будет хорошо. Парень, который сегодня вводил меня в курс дела, был неплохим.
— Энсон...
— Мама, это безопасно. Я в порядке.
— Ты и про Ай-Макс так говорил, и посмотри, что случилось. Энсон, те мужчины сидели не в камере смертников.
— Это не одно и то же. Честное слово. Этим парням не дается свободы. Их всюду сопровождают в наручниках.
— Потому что они в десять раз опаснее.
— Мама, это моя работа. Мы это обсуждали. То, что случилось в Ай-Максе... Мне не повезло. Этого вообще не должно было случиться. Я выучил урок и двигаюсь дальше. Я не позволю этому помешать мне заниматься тем, что мне нравится.
На другом конце линии раздался тяжелый вздох.
— Я волнуюсь за тебя.
— Знаю, но я большой мальчик, и этим я зарабатываю себе на жизнь. Эти парни меня не пугают. Хоть смертники, хоть нет, я знаю, что делаю.
Перед моим мысленным взором промелькнули темные глаза Бишопа. И то, как они пронзали меня и проникали внутрь. Скорее всего, он пытался внушить страх, и это сработало, но я ни за что не скажу своей матери, что заключенный испугал меня в первый же день.
— Мне ненавистно то, как ты далеко. Я буду скучать по нашим субботним обедам.
— Знаю. Но мы можем придумать новую традицию. Как насчет субботних утренних разговоров или типа того? Я могу научить тебя пользоваться скайпом. Я буду приезжать как можно чаще, когда устроюсь на новом месте, ладно? Мне нужно было это сделать, мам. Мне надо было уехать.
— Знаю, — ее голос прозвучал слабо.
Мы всю жизнь жили вдвоем. Я никогда не знал своего отца. Он бросил нас задолго до моего рождения и не возвращался.
— Я позвоню тебе на этих выходных, ладно? На неделе я буду занят работой и распаковкой вещей. Я не хочу обещать позвонить и забывать об этом.
— В субботу будет нормально.
— Примерно в десять?
— Идеально.
— Люблю тебя, мам.
— Пожалуйста, будь осторожен.
— Буду.
— Я тоже люблю тебя.
Мы завершили вызов, и я прислонился головой к стене, закрыв глаза. Худшей частью моей кардинальной перемены в жизни было то, что мама осталась далеко. Никакие мольбы не уговорили ее переехать со мной. Мичиган был ее домом, и она хотела остаться там.
Закончив с ужином, я отнес коробку пиццы на кухню и сунул в холодильник. Затем запер дом, проверил все двери и окна. Вернувшись в постель, я полистал книгу, раздумывая, то ли мне хотелось еще почитать, то ли пора выключить свет. Я устал, но голова шла кругом от остаточных впечатлений этого дня.
Мои мысли вернулись к работе, и я гадал, что принесет завтрашний день. Я подумал о Джеффе и его сардонической улыбке, его легких подколах и расслабленной манере поведения. О том, как он дразнился и называл меня белым мальчиком. В его тоне слышался дух товарищества, будто он просто пытался подружиться. Это было таким расслабляющим.
И неправильным.
Он преступник. Большинство смертников сидело там за убийства с отягчающими обстоятельствами. И он тоже.
И Бишоп тоже.
Я не впервые задался вопросом, какое преступление совершил Бишоп. Что-то в нем брало меня за душу, и я не мог отбросить это чувство. Может, если я узнаю о нем побольше, то аура загадочности исчезнет, и это поможет мне успокоиться. Иногда знание — это сила. Даже если это знание показывало тебе злобную правду чьей-то натуры. Если я узнаю секреты Бишопа, то эти взгляды, которые он на меня бросал, обретут смысл. Может, они не будут так преследовать меня.
А может, станет только хуже.
Мой ноутбук был где-то в коробках внизу, так что я схватил телефон и уже печатал запрос в гугле, ища список заключенных в тюрьме Полански, но тут осознал, что делаю.
Мои пальцы замерли над экраном.
Слишком интересоваться судьбой заключенных — плохая идея. Это правило №1. Я это знал. Соблюдать профессиональную дистанцию. Некоторым надзирателям нравилось знать жутковатые истории заключенных, но я никогда не был из их числа. Зачем я делаю это теперь? Тяга узнать больше о Бишопе нервировала.
Вместо того чтобы проваливаться в кроличью нору, я отодвинул телефон и пошел в ванну, чтобы приготовиться ко сну.
— Довольно, — сказал я себе, выдавливая зубную пасту на щетку. — Пусть работа остается на работе.
Глава 4
Когда его руки показались из люка на сей раз, на них виднелись следы угля, и я знал, что он снова рисовал. Я надел наручники на его запястья, и его пальцы дернулись, будто он хотел сжать их в кулаки, но сдержался.
Почувствовав, что оба браслета наручников защелкнулись, он убрал руки и встал в центре камеры.
Хавьер предложил мне помогать со всеми перемещениями заключенных во второй мой рабочий день и назначил меня главным за все пересчеты, доклады и принятие решений, чтобы убедиться, что я могу работать сам. Здесь не было ничего сложного. Обязанности были простыми и понятными.
Время клонилось к полудню, и поскольку время от времени мне предстояло участвовать в сопроводительной команде, Хавьер предложил мне понаблюдать за ними, пока они выводили кое-кого из наших ребят для посещений, а также в помещения для досуга вне нашего отсека.
Отсек Б был заполнен по максимуму, так что мы часто использовали досуговые камеры других отсеков для наших заключенных. Отсеки Г и Д были не такими населенными. Когда тебя назначали в конкретный отсек (или блок, как его называли некоторые), ты не покидал этот отсек, так что Мэйсон и Хавьер были ограничены тем блоком, в который их назначили. Все внешние трансферы осуществляла отдельная команда надзирателей, приходившая по вызову и отводившая заключенных туда, куда им надо.