Бригадир шевельнул уголочками плеч, выражая пренебрежение:
— А посыльщик кто? Пряхин?
— Ну-у.
— Зря и поедешь. Туда мои люди ушли. Машина — не корабель. Небось вытащат без тебя.
Прокрутив ручку газа, Зайцев крикнул сквозь дребезжанье и треск:
— Погляжу, как вытаскивать будут! А потом за картошкой съезжу. — И помчался по мокрой дороге, сгоняя с нее ворон и собак.
За селом, в опояске прясел, лаская глаза, зеленела, как бархат, нежная озимь. Вдоль канавы цвели ивняки. Зайцев проехал поле и за опушкой берез, на спуске к ручью с перемычкой, увидел машину. Она зарылась бампером в землю, кузов торчал круто вверх, и четыре мешка наехали на кабину. Возле машины не было никого. Но слышался хряск топоров: мужики вырубали в березнике ваги.
Дальше ехать Максим не рискнул. Можно было засесть. Он развернулся. И пошел толочь сапогами грязь.
Шофер Андрейчик, меланхоличный, медлительный парень с красивым лицом, завидя монтера, кивнул помогавшим ему мужикам:
— Сам Сима на тяге приехал. Сейчас вытащит на верха.
Мужиков было двое: оплывший жирком Гриша Родин да жилисто-тощий Сережа Бусов. Мужики ухмыльнулись, бросили ваги комлями к колесам и, присев на столбы перемычки, изладились было перекурить.
— Стой-ко, ребята! — Зайцев, хлюпая глиной, приблизился к бортовой. — Покурите после! — голос его раздражающий, зычный, точно он не монтер, а начальник, распоряжаться которому не впервой. Обернувшись, он предлагающе хлопнул рукой по мешку, нависшему над кабиной. — На загорбок — да в гору! По мешку на архаровца! Ну-у?!
Переглянулись колхозники, как если бы Зайцев их оскорбил, да еще собирается и унизить.
— Кто самый смелый? — Максим подтащил мешок ближе к борту, приготовясь спустить его на мужичье плечо.
Андрейчик взглянул в сторонку, сонно сощурив глаза, как бы давая понять, что это к нему не относится.
— Нашел дураков, — проворчал Гриша Родин.
И Бусов в тон ему проворчал:
— Мы здесь вроде бы не за этим.
Максим попытался внушить:
— Без трактора вам ничего не сделать. А трактор когда придет? Сам председатель не знает. Я хоть тою порой отвезу на задел. Пускай сеются у Рычкова.
— Послал бог работу, да черт отнял на нее охоту, — сыронизировал Родин.
— Эдака грязь, — поддержал его Бусов. — По ней налегке пройти — ноги оставишь. А с мешком — не мечтай.
— Там без дела сидят! — Максим плюнул, закипятился. — А вы-ы? — Однако остыл, осутулился, поугрюмел, смекнув, что кричать на людей ни к чему. В потушенных лицах колхозников, пальцах рук, обминавших колени, и ушедшем куда-то в себя щурком взгляде было что-то отпорное, с чем людей никогда не подымешь на дело. И Максим потянул мешок на себя, посадил его на плечо и пошел с перевальцей в угор. Вырывая ноги из глины, он старался не напрягаться, чтобы оставить в себе силенок еще на такой же нелегкий подъем.
И все-таки он запыхался, вспотел и устал. «Боле не принести», — понял Зайцев. Но едва опрокинул мешок в тележку и распрямился, вскинув голову вверх, почувствовал бодрость. Она разливалась по всем его жилам, по всей крови, выгоняя из тела усталость. «Принесу!» — улыбнулся Максим.
Распустив из-под брюк рубаху, он направился под угор. И приятно смутился, увидев колхозников. Они шли, подминаемые мешками. Шли нехотя, стиснув зубы от напряжения.
— Не хватало жизнь под кулем оставить, — буркнул старческим ропотом Родин, имая подлобистым взглядом Максима — в надежде, что тот остановится и поможет. Однако, Зайцев не задержался. Не задержался и возле Сережи, который шел, согнув короткую спину так низко, что голова его опустилась почти до колен. Последним расплескивал грязь потемневший от пота Андрейчик. Мешок удобно лежал у него на плечах, но ноги, видимо, сдали и, делая выпляску, пьяно бросали шофера по сторонам. Максим поспешил. Притираясь к Андрейчику, принял мешок с плеча на плечо и, подправив его ближе к шее, тяжело и упрямо понес.
Загрузив четыре куля в тележку, мужики закурили, настроясь на разговор. И Зайцев бы с милой душой посидел среди них минут десять-пятнадцать, да надлежало ехать к Рычкову, в самую дальнюю из бригад.
Ветровое стекло мотоцикла сбивало в сторону встречный воздух. Не так уж быстро Максим и ехал, но ощущение скорости было приятно и заставляло его с благодарностью думать о мотоцикле. Поездил на нем он все-таки славно. Просто так. И с практической целью поездил. Для чего смастерил две тележки. Одну — чтоб возить пассажиров. Вторую — хозяйственный груз: сено, мебель из магазина, дрова, ягоды и грибы — все, что требовалось в хозяйстве. На ИЖе объезжал он подстанции и бригады.