— Шейсят семь лет живем при Советской власти. Пора без милиции обходиться!
— Это как? — осклабился Шура.
— Так! — Миша вытянул руку к Щуровскому. Взял в пальцы пуговку на фуфайке и аккуратно ее расстегнул. Затем расстегнул и другую. Полы фуфайки разъехались, обнажая штаны, окруженные поясом из бутылок.
— Сам сумеешь или помочь? — рука у Миши уверенно потянулась, будто сейчас расстегнет у Щуровского и штаны.
Шура попятился.
— Ладно тебе, — и, подойдя к Борису, стал разгружаться.
Все поставленные к ногам шофера бутылки Федотов считал громко вслух. Закончив считать, объявил:
— Итого: пятнадцать!
После чего повернулся и, закурив папироску, приблизился к мужикам. Те стояли, моргая гляделками, как провинившиеся солдаты перед сержантом, который еще не решил, каким таким способом он их накажет.
Но Миша повел себя непонятно. Показав на раскрытую дверцу автобуса, он разрешил:
— Теперь поезжайте домой.
Ему не поверили, и кто-то за всех решил уточнить:
— Что ли, с вином?
— С вином, — подтвердил безразличным голосом Миша.
— А все же?
Федотов охотно растолковал:
— На кажну голову в среднем кладу по пятнадцать поллитр!
— А после?
— А после дело бухгалтера. Пусть вычитает у вас из получки. Согласны?
Согласных не оказалось. Все зароптали. Один мужичонка топнул даже ногой, выражая этим свое возмущение.
— У меня и всего-то три склянки!
Мужичонку тотчас поддержали:
— У меня хоть и десять, дак что?! Не богач — в полтора дорога отдавать!
— У меня ничего нет. Это не дело-о!
Взбунтовались лесные работники. Никому не хотелось терять из зарплаты рубли. Взбунтовались и тут же задвигались, как соревнуясь между собой, кто скорей опростается от бутылок.
У мешка с макаронами, на котором сидел Борис, вырос стеклянный прилесок. Потеря была не особо великой. Самое большее — ящика полтора. Но Федотов решил, что и этого лишка. И когда его кто-то спросил: «Тепере доволен?» — он обозленно мотнул головой:
— Нет! Не доволен!
Мужики придвинулись к Мише. Заговорили едва не все вместе:
— Ты чего! Думаешь, мы утаили? Коли не веришь — валяй проверяй! Выворачивай, робя, карманы!
Миша ошпаренно покраснел:
— Мои руки еще никого не шмонали. И не будут шмонать, палена!
— Тогда чего ты такой недовольный? — Снова в несколько голосов заговорили мужики. — Может, выпить тебе охота? Так это сей миг!
Кто-то из лесорубов нагнулся к бутылке с отколотым горлом, стоявшей в снегу среди целых и, улыбаясь, поднес ее Мише. Снег взвизгнул под Мишиными ногами, так резко он отвернулся от поданной склянки.
— Чьим вином угощаете, добряки?! Вы за него платили?
Вот когда лесорубы смутились, словно Федотов загадочным образом взял в свои руки у каждого совесть, чтоб, посмотрев ее на свету, разобрать, сколько на ней за сегодняшний день напечаталось пятен.
— Но, Михаил, так-то бы тоже зачем?
— Затем, что за вас будет платить он! — Миша кивнул на Бориса и замолчал, словно выговорил себя до последнего слова.
Мужики виновато переглянулись. Один вздохнул. Второй хлестнул рукавицей по голенищу. Третий поднял наполненный горечью голос:
— Всамделе, ребята! Вроде бы как в подлянку сыграли! Убыток у парня. Бутылок тридцать, поди гробанулось! А что, если мы…
— С головы по пятерке! — подхватил совестливого кто-то особо горластый. — Верняк?
— Верняк! — раскатилось по-над дорогой, и лесорубы приободрились, учуяв в себе затаенную гордость, мол, не такие мы стервецы, чтоб с потерпевшим не рассчитаться.
Борис натянуто улыбнулся, поднял глаза и опять опустил, сказав, хоть и тихо, однако твердо:
— Не побирушка я. Не приму.
Федотов, не ожидавший такого ответа, вскинул руки над головой:
— Молодец, паленая кура! — Затем развернулся: — А вы, робятье, под угор! Всю крупу, все консервы сюды-ы! — И первый вспахал ботинками снег косогора, наметя взглядом спинку торчавшего из сугроба мешка.
Час спустя, усевшись с помощью Миши в кабину крана, Борис почувствовал беспокойство, словно он что-то здесь позабыл, а что именно, вспомнить не может. Водка с продуктами были в автобусе, скрывшемся только что между елками. Мастер с шофером Иваном сдадут весь товар в магазин. Так что не надо об этом зря волноваться. Правда, тут оставалась его машина. Однако что с ней может случиться? Завтра ее отсюда подымут. И можно будет заняться ремонтом. А перед этим поправиться самому. Кажется, ребра целы, не поломаны. Руль, вероятно, их только помял. День-два, и все наладится, снова он будет ходить и дышать. Однако было ему неспокойно. Что-то он все-таки здесь позабыл.