Вечером он сидел на крыльце. Просто так. Надоело валяться в комнате на кровати, вот и вышел проветриться на крыльцо.
Кругом сумеречно и тихо. Просинь небес приливала к земле воздушные реки. Не замеченные никем, они текли по поселку, распространяя прохладу и свежесть. Володя повел грустным взглядом туда и сюда, ничего не увидел и жадно вдохнул прилившийся воздух, учуяв а нем особенный вкус, который напомнил о сокровенном. Пахло опилками, хвоей, брусничными кочками, мхом и закрытой деревьями далью, в которой таился родительский дом. По этому дому так он скучает! Там мать у него. Там маленький брат. Там сестричка. Как бы хотел он их всех увидеть.
Темнеет в августе быстро. Володя как ни старался узнать в прошагавшей едва не вприсядку под тяжестью двух корзин сырого белья полной женщине ту, с которой он где-то встречался, однако признать никого в ней не мог, будто прошла она здесь впервые, явившись в поселок, как провозвестница ночи.
Он собирался было вернуться в свою холостяцкую келью, как вдруг услыхал вязко шлепавшие шаги. Насторожился, почувствовав: это за ним! «Лобков!» — догадался по силуэту квадратной фигуры и поспешил в помазанный потемью огород. Оттуда, устроившись на пеньке меж двух картофельных гряд, увидел, как в освещенную комнату для приезжих ввалился Лобков. Походил там, но, никого не увидев, боднул головой и вышел назад. Закурил и, взмахнув руками, как подворотными досками, властно позвал:
— Вовка, куда тебя демон унес?! Ну-ко сюда! Пойдем бить Мякину морду!
Володя не отозвался. «Бить Мякину морду». Это уже никуда не годилось.
Спать Володя собрался рано. Спал ли, не спал он, только поднялся утром с больной головой. Сразу же выбрался на крыльцо. Куда податься?
Володя встряхнулся, как грач, сунул руки в карманы и нехотя тронулся вдоль поселка. Он понимал: без работы его не оставят. Дадут. Однако опять надо будет встречаться с начальником лесопункта. Володя даже представил, как он зайдет к нему в кабинет, пристойно и вежливо улыбнется, пороется в памяти и найдет среди множества слов те, которыми Иван Севастьянович будет доволен.
«Пожалуй, ведь и дождется», — подумал Володя и машинально стал вспоминать: кто, где и когда, ублажая Мякина, добивался его хорошего настроения, при котором Иван Севастьянович был сговорчив и добр.
Воспоминания пересеклись, не позволив Раскову уйти в глубину психологических ощущений, в какие обычно уходит опытный подхалим, роясь в душе наделенного властью сильного человека, кому он настроился угодить. Лицо и шею его оросило густым румянцем. Сквозь стыд, тревожа до боли сердце, дошел до Володи пеняющий голос: «Все от тебя уехало-ускользнуло — уважение, должность, деньги, девушка, друг. Осталась лишь честь. Если ты и ее потеряешь, то это конец. Не будет в тебе человека. Будет — угодник. Иван Севастьянович только этого и ждет».
Володя остановился, заметив, что он подошел почти к самой конторе. Зачем ему надо туда? Он резко свернул за угол сарая в проулок, заросший белой, как снег, лебедой. Сначала он шел по вязкой тропинке, потом — по лаве через ручей, затем — по разбросанным щепкам. Здесь, на прижатой к самому лесу улице, выросло пять щитовых домов. В трех из них поселились семейные лесорубы. Еще в одном — клали печь. Дом, к которому вышел Володя, был без крыши и задней стены. Обойдя переднюю стену, Володя выбрался к штабелю брусьев. Сел на штабель и огляделся.
Рядом с ним совершалась работа. Мужики из готовых щитов собирали жилье. Площадка была забита строительным материалом. Тут складки досок для пола, груды разбросанных козел, стропильные ноги, ящики, съемные двери, балки, тесины и кирпичи. Тут и старенький автокран, скрипевший суставчатой шеей, с которой свисал металлический крюк.
В кабине крана Шура Щуровский в рубахе горохом. Шура работник высшего класса, знал толк во всех леспромхозовских механизмах, мог разбирать их и собирать, умел на них и работать. Теперь подавал автокраном щиты.
Там, за стенами дома, слышался хруст щепья под ногами, чей-то придирчивый голос и стук по скобе пудовой кувалды. «Федотов с отлетами», — понял Расков. Летом дел в лесопункте немного. Вывозки нет. Одна заготовка с заброской на дальнюю вахту, строительство зимних дорог да сборка домов. Федотов, как правило, где б ни работал, везде — бригадир. В бригаду к нему пошел бы каждый второй из тех работяг, кто остался без главной работы. Однако всех на строительство не возьмешь. Федотов предпочитал ребят расторопных, не испорченных пьяными кутежами, с завидной выносливостью и силой.