Это и стало его ошибкой, вернее, расплатой за доверчивость к подчиненным. Поскользнулся Федотов на цифрах. При выкладке бревен в надречные штабеля обнаружилась недостача. Не хватало шестидесяти кубов.
Обмишуренный, в панике, с загнанным страхом в глазах, он явился к начальнику лесопункта. Пономарев сухо выслушал и уставился на него изнуренно-пеняющим взором. Уставился как на опасность, которая может подмять не только его, но и весь лесопункт.
Кивнув Михаилу на стул, Пономарев сказал ему вполуголос:
— Это же пахнет тюрьмой. Понимаешь?
Федотов, не слыша голоса своего, деревянно ответил:
— Ага-а.
— Теперь посуди! — Глаза на лице начальника лесопункта пыхнули светом, и показалось Федотову, будто сейчас он по-дружески улыбнется и скажет нечто такое, без чего им обоим не обойтись. — Посуди: хорошо ли с твоей стороны впутывать в это дело невинного человека?
Сказал и сразу отгородился от Михаила, как от помеченного бедой.
Федотов почувствовал неприютность. Тотчас же решил оправдаться. Однако, сдержался, смял в себе суетливый порыв и вдруг ударился взглядом о стол, на котором лежали дряблые руки Пономарева с зажатым в пальцах карандашом.
Под действием взгляда Пономарев откинулся к спинке стула, поднял руки, соединив их пальцами на затылке. Стол стал пустым. Кроме карандаша ничего на нем не лежало. Не стол, а барьер. По одну его сторону — Пономарев, кому предстояло жить, как и раньше, без перемен. По другую сторону — Михаил, кому надлежало жертвовать чем-то хорошим.
Федотов разгневанно покраснел, изготовясь спросить: «Я, что ли, по-вашему, виноватый?» Однако спросил о другом:
— То есть не впутывать вас?
— Да, — согласился Пономарев.
Федотов вскинул глаза и резко зажмурил, будто от яркого света. Потерянный вид начальника лесопункта смеете с его изможденно-сухим, в нервных жилках, яйцом, косо сбившемся галстуком в отворотах суконного пиджака и пальцами рук, сплетенными на затылке, тяжело и больно сжал ему сердце, и он, ощутив огромную жалость, поднялся со стула:
— Считайте, что я у вас не был и разговора об этом не заводил.
Чего-чего, а тюрьмы Михаил боялся. С той минуты, как он ушел от начальника лесопункта, до той, как улегся в кровать, было ему страшновато. В голове его, как молоточек по доскам забора, постукивал жесткий вопрос: как ему поступить?
Не найдя на него ответа, который принес бы ему облегчение, он поднялся с постели и, взяв поштабельные документы, рискнул пойти на подлог. Три ведомости оставил как есть. В три другие вписал фиктивные кубометры.
Теперь все зависело от везенья. Он понимал: представитель сплавной конторы для выборочной проверки из всех шести штабелей облюбует один. «Какой?» — гадал Михаил, заранее обмирая.
Служащий сплавконторы ждать долго себя не заставил. Разговор у Федотова с Пономаревым был в среду. Он же приехал в четверг.
Представитель имел вид десятника нижнего склада, который сутул и проворен, все время куда-то спешит, при полевой, перемазанной мелом кирзовой сумке, в очках и толстом, болотного цвета, плаще. Однако Федотов в нем углядел далеко не простецкого человека. В том, как он шел по берегу, раздвигая коленями полы плаща, как держал поштабельные ведомости в руке, как вставал против штабеля и смотрел на выкладку бревен, было видно, что он находится весь во внимании. Порою Федотову мнилось, будто он заподозрил неладное и сейчас блеснет по нему своими очками, чтобы скомандовать мужикам: «Начина-ай!»
Ступавшие следом за ним четверо мужиков, кого специально взяли для перекатки, то и дело сбивали их с шагу.
— Чего зря ноги-то мять? Давай распечатаем этот! — кивали на штабель.
Федотов молчал, стараясь держаться ровно и безучастно. Представитель же ухмылялся и вялым движением пальца показывал вдоль Волошки, где возвышался еще один штабель.
— Поглядим вон на тот, — говорил ироническим тоном, — вдруг он понравится больше, чем этот?! Не так ли, хозяин? — подмигивал Михаилу.
Михаил старался не выдать тревоги.
— Наверное, так, — отвечал.
Подошли наконец и к шестому, последнему штабелю, что перед лесом, среди густых косогорных кустов. Представитель взглянул на ведомость. После на бревна взглянул. Как бы сличая то и другое. Затем не спеша снял очки, пообтер стеклышки рукавом и спросил Михаила:
— Может быть, этот проверим?
Федотов готов был воскликнуть: «Конечно, этот!» Но удержался, пожал плечами и скучным голосом произнес: