Когда настал вечер, Потёмкин почувствовал голод и приказал своим поварам приготовить обед.
Хозяин гостиницы сначала с удивлением смотрел на невиданные им кухонные принадлежности русских. Но когда повара водворились в кухне и хотели было приняться за стряпню, то он понял, в чём дело, и побежал к Яглину.
Последний насилу мог понять, в чём заключается претензия трактирщика.
— Так нельзя делать, — взволнованно проговорил последний. — Путешественники не могут сами готовить себе обед. Они должны брать у нас. Так все делают. Это нехорошо. Это мне убыток приносит.
— Но мы не привыкли к вашим кушаньям. У нас свои, — попробовал было возражать Яглин.
Однако трактирщик ничего слушать не хотел, и Яглину пришлось идти к Потёмкину и сказать ему, что свой обед им готовить не разрешают.
Потёмкин предвидел, что это пахнет лишними расходами, и недовольно поморщился.
— Делать нечего, — произнёс он. — Пускай, ин, готовит. Покаемся в Москве.
Вскоре подали обед.
Русским он показался жидковатым и очень незначительным по количеству. Вина тоже было мало, о чём сильно сокрушался подьячий. И самого Потёмкина, как ни старался он показаться ради соблюдения своего посланнического достоинства стоящим выше такого низменного занятия, как приём пищи, и того этот обед не удовлетворил.
Шумливым французам странным казалось, как ведут себя за обедом русские. Ни шума, ни смеха, ни даже разговоров не было.
— Точно обедню служат, — говорили французы.
Пред началом обеда, а также и после него священниками произносилась длинная молитва, во время которой русские усердно крестили себе лбы.
— Роман, спроси, сколько следует заплатить за обед? — спросил Яглина Потёмкин.
Тот обратился с этим вопросом к хозяину.
— Пятьдесят экю, — со сладкой улыбкой на лице ответил трактирщик.
Цена была невероятно большая.
— Сколько? — удивлённо переспросил Яглин.
Трактирщик повторил цену.
Яглин, зная вспыльчивый характер посланника, не мог придумать, как ему сказать о такой цене.
Потёмкин увидал по лицу молодого человека, что тут что-то происходит, и спросил:
— Ну, что же, сколько хочет с нас за свои худые яства этот разбойник?
Яглин сказал.
— Что? — закричал сразу рассердившийся посланник. — Пятьдесят?.. Ах он вор, тать этакий!.. За такую скверну, которой он нас кормил, и пятьдесят золотых? Да что он, на большую дорогу, что ли, вышел? Да я бы его на Москве за такие слова прямо в Разбойный приказ отправил, чтобы там ему показали, как грабить добрых людей…
Дьяк Румянцев стоял в отдалении и с улыбкой смотрел на эту сцену. Он рад был каждому случаю, где посланник попадал в затруднительное положение, так как в этих случаях он всегда отбрасывал в сторону свою гордость и обращался за советом к дьяку.
Так случилось и теперь.
— А? Дьяк?.. — полуобернулся к Румянцеву посланник. — Да ведь этот разбойник нас грабить хочет… чу… За свой обед требует с нас пятьдесят золотых, слышь ты!
— Что же делать, государь?.. — сокрушённо вздыхая, произнёс Румянцев. — Видно, мал золотник здесь, да дорог… А не зная броду, не надо было соваться в воду. Да к тому же на Москве нам про все издержки наши ответ держать надо… Что и как — за всё с нас спросят в приказе…
Поминание об ответе в Посольском приказе передёрнуло Потёмкина.
«Напрасно только булгу завёл, — подумал он про себя. — Кинуть бы в харю этому разбойнику его деньги, да и конец!» — и он, ни слова больше не сказав, вынул из кармана кошель с деньгами, а затем, отсчитав требуемую сумму, кинул её трактирщику.
— Прикажешь, государь, разбирать рухлядишку? — обратился к нему один из холопов.
— Не надо, — ответил Потёмкин. — Завтра уедем из этого разбойничьего логова.
Все разошлись спать.
X
Яглину не спалось.
Напрасно он ворочался с боку на бок и старался ни о чём не думать, сон бежал от его глаз. Из далёкого французского города его думы переносились на Восток, к белокаменной Москве, и ещё дальше, на приволье широкой Волги, в страну бывшего татарского Казанского царства.
Вспомнил он ту большую усадьбу на берегу широкой реки, неподалёку от основанного сто лет тому назад царём Иваном Грозным, «на страх нечестивым агарянам-татаровям и на береженье Русской земли», города Свияжска, где он провёл своё детство и где с самого покорения этим царём Казани жили дворяне Яглины.
Усадьба дворян Яглиных, пришедших в Казанский край вместе с грозным царём, который подарил им участок земли на другом берегу Волги, была также приспособлена к тому, чтобы в ней можно было «отсидеться» от разных лихих людей. Снаружи она была огорожена бревенчатым забором, вдоль которого тянулся широкий и глубокий ров. Посреди этого укрепления было разбросано множество жилых помещений, повалуш, амбаров, горниц, изб, сенников. Позади этих зданий были скотные и причные дворы, поварни, медоварни, хлебопекарни и пивоварни. А за всем этим тянулся на большое пространство густой сад.