Как в тумане, он уехал в тот день домой от Яглиных и всю дорогу думал о заворожившей его красавице.
С того дня зачастил он в усадьбу Яглиных, всё для того, чтобы хоть мельком взглянуть на Ксению.
Прошло так с полгода. Наконец как-то раз, уже летом, Курослепов сказал Андрею Романовичу:
— А что, Андрей Романович, не породниться ли нам? А?
— Как же это так, государь? Не разумею что-то твоих слов.
— Да неужто не догадаешься?.. Экий же ты!.. У тебя ведь есть дочь? Да? Ну и отдавай её за меня.
Андрей Романович удивлённо поглядел на воеводу, не будучи в состоянии угадать, шутит ли тот или говорит серьёзно.
— Ну, чего же молчишь, Андрей Романович? — спросил Курослепов. — Или жених не ко двору пришёлся?
— Не ко двору, государь, — ответил, глубоко вздохнув, Андрей Романович. — Молода моя дочь будет для тебя. Не обессудь.
— Вот оно что!.. Что же, коли не ко двору дворянскому пришёлся царский воевода, так прощенья просим. А только попомни, Андрей Романович, что не забуду я этого никогда, — стиснув зубы, произнёс воевода и, рассерженный, встал из-за стола.
В смущенье вышел на крыльцо проводить воеводу Яглин. Сжалось у него сердце — и он всё повторял себе, глядя вслед уезжающему воеводе:
— Ох, не забудет он этого, ох, не забудет! Не такой это человек.
Но прошёл месяц-другой вполне спокойно, и Яглин перестал думать об этом, забыл об угрожающих словах Курослепова.
Но тот не забыл оскорбления от Яглина.
И вот в одну летнюю ночь в ворота усадьбы последнего раздался громкий стук, сопровождаемый бряцаньем металла и громкой руганью.
— Кто там? — с испугом закричал привратник, машинально хватаясь за прислонённый к стене бердыш.
— Отворяй, чёртов сын, коли приказывают, а то ворота разобьём!.. — раздались снаружи чьи-то крики, и несколько новых ударов потрясли ворота и забор. — В гости приехали…
Но привратник медлил отворять ворота, а затем, сообразив, что едва ли добрые люди таким образом придут в гости, с испуга закричал во весь голос:
— Воры!.. Помогите!.. Разбой!..
Однако в это время сбитые сильными ударами ворота слетели с петель, и сам привратник, оглушённый ударом в голову, повалился замертво на землю. Какие-то люди ворвались во двор и хлынули по направлению к большой избе, где жили Яглины.
— Девку хватайте!.. Не грабить!.. — раздался им вслед голос, по которому всякий бы узнал воеводу.
Несколько испуганных слуг выбежало было из изб, но все скоро лежали связанными на земле.
Старик Яглин и его сын, спавшие в одной горенке, проснулись от шума и, предполагая нападение каких-то воровских людей, выбежали на крыльцо: один с заряженной пищалью, а другой — с саблей. Но нападающие в это время уже бежали к воротам и, сев на лошадей, поскакали прочь от усадьбы в поле.
В это время на одном крыльце раздался громкий вой. Это кричали жена Яглина и старая мамка Ксении.
— Ой, увезли!.. Увезли воры наши Аксиньюшку!.. Бесталанная ты наша голубушка!.. И куда-то теперь тебя злодеи завезут?..
— Воевода!.. — крикнул всё понявший Яглин. — Он, вор, увёз!.. Эй, на коней!..
Через несколько минут вся усадебная челядь была на лошадях и скакала по Свияжской дороге. Лошади быстро неслись по ровной дороге, и вскоре нагоняющие увидали скачущую впереди кучку людей.
— Стойте!.. — закричал им Яглин. — Не то стрелять будем!..
Но преследуемые по-прежнему скакали во весь опор.
Вслед им загремел блеснувший в ночной тьме выстрел, и один из всадников, покачнувшись на седле, свалился на землю.
Расстояние всё более и более уменьшалось — и Курослепов, на лошади которого поперёк седла была перекинута Ксения Яглина, видел, что скоро его нагонят. Как ни хлестал он своего коня, но последний, скакавший второй конец, начал уставать и то и дело спотыкался.
Вслед им загремели ещё выстрелы — и уже несколько пуль просвистело над головой воеводы.
Курослепов струсил при мысли о том, что шальная пуля может задеть его и убить наповал.
«А ну её к чёрту, и девку-то эту! Из-за неё, чего доброго, ещё жизни лишишься», — решил он про себя и кинул бесчувственную девушку прямо на дорогу.
В это время раздался сзади ещё выстрел — и Курослепов услышал, как невдалеке пуля ударилась во что-то мягкое.
При свете разгоравшейся зари нагоняющие, доскакав до брошенной девушки, тотчас же заметили её на дороге и остановились.
Первый соскочил с лошади Андрей Романович. Он быстро наклонился над брошенной девушкой и тотчас же отдёрнул руки. Они были в крови.