Девушка явилась к отцу и гостю.
«Н-да, — подумал про себя Андрей Романович, — этакую-то красавицу кому угодно рад сбыть, только возьми пожалуйста!»
— Так как же, Андрей Романович? — спросил его Потёмкин. — По рукам, что ли?
— Не знаю, как тебе и сказать, Пётр Иванович, — немного помолчав, ответил Яглин. — Одному-то мне такое дело решать не годится: дело-то идёт не обо мне, а о сыне. Его поспрошать надоть.
— Да чего же его и спрашивать-то? Твой ведь сын-то или нет? Ну, так велел ему — и делу конец.
— Всё-таки как без него решишь-то? Ему ведь с женой вековать-то, не кому другому.
— Ну, как ты там хочешь, Андрей Романович, — с неудовольствием сказал Потёмкин. — Хочешь — советуйся с ним, хочешь — нет, твоё дело… мой сказ тебе вот какой: женится твой Роман на нашей Настасье, буду хлопотать о вашем деле; нет — не обессудь. Да ещё и сам я задерживать по приказам буду. У меня ведь и там благоприятели есть.
Сильно опечаленный вернулся к себе домой Андрей Романович и в тот же вечер рассказал всё Роману.
Последний тоже призадумался. Не по душе ему была некрасивая и грубая дочь Потёмкина. Знал он, что с нею он счастлив не будет и что только напрасно загубит с нею свой век.
— Что? Как? — пытливо заглядывая сыну в лицо, спросил Андрей Романович.
— Постой, батюшка, не нудь! Дай подумать малость.
— Что же, подумай, — согласился старик. — Жениться — это не сапог надеть, да ещё на такой, как потёмкинская Настасья.
Роман ходил несколько дней, всё раздумывая над задачей, которую ему предстояло решить. С одной стороны, если согласиться жениться на рябой Настасье Потёмкиной, то их правое дело восторжествует и Курослепов будет по делам своим наказан; с другой же — весь век вековать с нелюбимой женой — это значило навсегда отказаться от своих личных радостей, возможности, быть может, когда-нибудь полюбить другую девушку.
Наконец Роман пришёл к отцу и сказал:
— Иди, батюшка, к Потёмкину и скажи ему, что я согласен жениться на его Настасье. Только пусть сначала он покончит наше дело.
Старик видел, как было тяжело для сына решиться на этот шаг, и со слезами обнял его.
На другой день Андрей Романович пошёл к Потёмкину. Последнего он застал чем-то озабоченным.
— Что, али чем опечален? — спросил, поздоровавшись с ним, Андрей Романович.
— Будешь печальным, — ответил тот. — И не думал не гадал, что в такую кашу попаду когда-нибудь. Слышь, царь посылает меня с посольством в зарубежные земли: в Гишпанию да к французскому королю по его великому, царёву делу.
— Вот напасть-то! — хлопнув руками о полы, воскликнул Андрей Романович. — А я было к тебе сватом: отдай свою Настасью за моего Романа.
— Ну? — радостно воскликнул Потёмкин. — Вот как сладилось. Только как же теперь-то?.. Свадьбу-то играть некогда: царь велит не мешкая ехать в посольстве, потому дело спешное…
— Уж и не знаю как, — безнадёжно разводя руками, сказал Андрей Романович. — Как же так: стало быть, и делу нашему крышка тут будет?
— Не крышка, Андрей Романович, а задержка маленькая выйдет. Пока не вернусь из-за рубежа, ничего поделать нельзя.
Андрей Романович грустно поник головой: судьба и тут преследовала их.
— Только как же быть с Романом-то? — озабоченно сказал Потёмкин.
Ему очень не хотелось, чтобы добытый с таким трудом жених дочери ушёл из его рук. А тут приходилось уезжать на долгое время, может быть, на год или два. Кто знает, что может в это время случиться. Быть может, Яглины найдут себе какого-нибудь другого, нового «милостивца» и обойдутся без него. Тогда прощай жених для Настасьи!
И стал он думать, как бы устранить это препятствие.
«А… Надумал!» — наконец мысленно воскликнул он, вспомнив про что-то, и обратился к Яглину:
— А что, Андрей Романович, ведь, кажись, твой Роман знает язык немцев?
— Как же! Завёлся у него в Немецкой слободе дружок один, сын лекаря Мануила. Ну, пока мы этот год в Москве жили, он частенько ходил в слободу, там и навострился по-немецки говорить, латинский язык выучился читать. Я не запрещал, греховного тут ничего не видя: пусть, мол, его забавляется, коли это ему нравится.
— Ну, вот, вот!.. — воскликнул обрадованный Потёмкин. — Такого нам и надо в посольстве. Толмачом быть он годится. Отпускай его, Андрей Романович, с нами.
— Кого? Куда? — спросил ничего не понявший Яглин.
— Да твоего Романа с нами, за рубеж. Будет он при посольстве состоять.
— Романа? За рубеж? Да что с тобою, Пётр Иванович! Как же это я единственного сына пущу от себя бог знает куда? Нет, нет! На это нет моего согласья.