В ответ ему на это из караульного дома раздался смех товарищей — и несколько смеющихся фигур с картами в руках показались в дверях и окнах.
— Должно быть, проигрался, Баптист? — с участием спросил часовой.
— Проигрался, — угрюмо буркнул солдат. — Сколько раз я зарекался садиться играть с этими мошенниками. Знаю, что они плутуют… А тут вот не вытерпел, сел — и до последнего су. Не на что теперь даже кружку вина выпить. Нет ли у тебя?
Но часовой в ответ только пожал плечами: он тоже был без денег.
— Пойти разве попросить у рыжего Жозефа в долг? — произнёс после некоторого размышления проигравшийся солдат. — Даст ли только?
Но и часовой сильно сомневался, чтобы трактирщик, рыжий Жозеф, торговавший в кабачке под вывеской «Голубой олень», дал в долг вина.
— Всё-таки попробую, — сказал солдат и уже повернулся, чтобы идти в трактир, как вдруг заметил двух людей на дороге, ведущей в Байону от испанской границы. — Э… что это за люди такие?
Часовой тоже повернулся.
Действительно, по дороге шли два человека, по обличью и по костюмам совершенно непохожие на здешних. Несмотря на жаркое летнее время, на головах у них были меховые шапки.
Один из них был толстяк, одетый в потёртый бархатный кафтан с полосами из серебряной парчи на груди, в стоптанных цветных сапогах и в цветной рубахе-косоворотке, которую он из-за жары расстегнул, показывая тем свою волосатую грудь; на лице у него росла длинная рыжая борода, запылившаяся и сбитая. Голова была острижена в кружало и выбрита позади.
Другому можно было дать лет двадцать пять — двадцать семь. В его одежде проглядывали большее щегольство и изысканность. Меховая мурмолка была сдвинута на затылок и открывала открытое и добродушное лицо с небольшой белокурой бородкой и густыми шелковистыми усами. Русые волосы, вившиеся кудрями, непослушно выбивались из-под мурмолки.
— Что за люди? — удивлённо спросил часовой товарища.
— Святой Денис разберёт их, — пробормотал тот в ответ. — Много я по свету пошатался, а таких ещё не видал.
— Дойти до познания какой-либо истины можно двумя способами: путём разложения целого на части и соединения всех составных частей в одно целое, — раздался позади них чей-то шамкающий голос. — Этому учит нас мать всех наук — философия.
Солдаты оглянулись. Перед ними стоял низенький старичок, одетый в чёрное длинное платье и в бархатную шапочку на голове. Лицо у него было бритое, с крючковатым носом и маленькими, хитрыми глазками. Из-под тонких губ выглядывало два ряда мелких почерневших зубов. Под мышкой правой руки он держал толстую книгу.
Солдаты сняли шляпы и почтительно поклонились, так как узнали в подошедшем известного всей Байоне учёного и губернаторского доктора Онорэ Парфёна, или, как он сам называл себя (в подражание господствовавшей в то время между учёными тенденции переводить свои имена и фамилии на латинский язык), Гонориуса Одоратуса.
Изрёкши вышеприведённые слова, он уставился взором на дорогу и стал смотреть на приближавшихся незнакомцев.
— Осмелюсь заметить, знаменитейший доктор[2],— сказал Баптист, бывший когда-то, пред тем как сделаться солдатом, студентом в какой-то иезуитской коллегии, — что же будет, если мы последуем по одному из этих способов, хотя бы по первому, который, если не ошибаюсь, философия называет дедукцией?
Гонориус Одоратус быстро с удивлением взглянул на солдата, но тотчас подавил в себе удивление и ответил равнодушным тоном:
— А что последует, вы сейчас увидите. — Он полез в карман своего платья, вынул оттуда табакерку и, захватив из неё изрядную щепоть табаку, отправил её в нос. Затем, прочихавшись и устремив взоры на дорогу, по которой усталым шагом шли оба странных путника, сказал: — Для того чтобы дойти до истины по этому способу, необходимо исключать некоторые однородные понятия. Общее понятие, в которое входят эти вот путники, есть понятие о человеке, о людях. Следовательно, эти два существа, идущие к нам, есть люди. Но люди принадлежат к какому-нибудь народу или племени. Мы же знаем, что племён на земле насчитывают до ста пятидесяти, число немалое! Разберём каждое из них в отдельности… Вы не устали слушать, друзья мои? — обратился он к солдатам, заметив лёгкий зевок со стороны Баптиста.
— О нет, нет! Пожалуйста, продолжайте, — ответили солдаты, боясь в душе, как бы не наплело на них губернатору это приближённое к нему лицо.
— Итак, — продолжал философ, — разберём все отдельные народности. Что это не жители Европы, доказывает их странный костюм. У французов, англичан, шотландцев, испанцев, обитателей итальянских государств, австрийцев, швабов, саксонцев, шведов, датчан, фламандцев и некоторых иных нет такого платья, как у этих незнакомцев. Правда, их лица похожи на наши же, но это — лишь один признак, который мало что значит. Однако это и не неверные турки. Правда, их головные уборы похожи на турецкие, но они сшиты не из материи, а из мехов. Хотя бороды их и похожи на турецкие, но это тоже ничего не значит. Это не есть и алжирцы или варварийцы, так как у них нет в ушах женских металлических украшений, которые носят название серёг. Исключив всё это, мы приходим к окончательному заключению, что эти люди не есть жители Европы, Африки и Азии.