Кортеж остановился во дворе, где находились кухни. Когда посланники вышли из экипажей, их повели в апартаменты первого камергера короля и губернатора Сен-Жермена графа де Люда, который встретил их, окружённый пажами. Здесь русские стали приводить в порядок свои туалеты.
Сильно билось сердце Потёмкина, когда составлялась процессия, над чем хлопотали Румянцев с Яглиным и подьячим.
«Что-то даст Бог?» — думалось ему, когда он надевал на голову свою великолепную высокую шапку с плюмажем.
Наконец, когда порядок был установлен, процессия двинулась вперёд, во внутренние комнаты дворца, где их должен был принять Людовик XIV. Впереди шёл один из дворян свиты посланников, неся в руках дамасскую саблю, украшенную драгоценными камнями и предназначенную в подарок королю. За ним — младший подьячий, за которыми следовали пятнадцать слуг, нёсших подарки: сабли, украшенные бирюзой и яшмой, шкуры соболей и бобров, меха черно-бурой лисицы и горностая, подкладки на шубы из редких мехов, муфты, перчатки из соболя и так далее. Потом шёл Прокофьич, торжественно нёсший на пурпурной тафте письмо царя к королю. Оба посланника, Яглин с Урбановским и Гозеном и ещё несколько дворян замыкали шествие.
От апартаментов графа де Люда до собственных покоев короля стояли шпалерами шестьсот гвардейцев в своих живописных парадных мундирах и отдавали шествию честь своим оружием. На ступенях подъезда была расположена личная стража короля, состоявшая из ста швейцарцев. При шествии посольства трубили трубы.
У подъезда шествие встретили двое церемониймейстеров, которые пошли впереди посольства. У самого входа навстречу вышел капитан дежурного гвардейского отряда, маркиз Жевр, который приветствовал посольство и пошёл во главе процессии.
«И увидали мы многое тут, что и во сне не видывали, — записал после в своих записках Румянцев. — И зал, зело украшенный, и царедворцев, вельми изодетых, и самого короля».
На троне с голубым балдахином, с гербами Бурбонов — белыми лилиями — и с золотыми кистями сидел в шляпе Людовик XIV. Направо от него, в кресле пониже, сидел дофин — наследник престола, а слева стоял с обнажённой головой герцог Орлеанский. Вокруг трона стояли придворные.
Потёмкин остановился у подножия трона, снял свою шапку и отдал низкий поклон, касаясь рукой земли. Король в свою очередь встал, снял шляпу и сказал:
— Приветствую посольство любезнейшего нашего брата, его величества царя и великого князя Алексея Михайловича.
Затем он надел шляпу и снова сел.
Урбановский перевёл слова короля. Потёмкин был чрезвычайно доволен, услыхав, как король титулует московского царя. Порухи царскому имени здесь не было. После этого он произнёс:
— Наш великий государь, царь московский и великий князь всея Великой и Малой Руссии и многих земель и народов отчич и обладатель, приказал нам, холопам своим, передать тебе, государю великому, свой братский поклон. — Он низко поклонился королю. — И приказал ещё он нам передать тебе, великому государю, своё царское письмо с приветом, — и он взял с подушки письмо.
Один из стоявших около трона церемониймейстеров сделал было два шага по направлению к Потёмкину и протянул свою руку к письму, но посланник энергично отстранил его рукою и письма ему не дал.
Когда Урбановский переводил слова Потёмкина, король при произнесении царского имени встал и слегка приподнял шляпу, после чего опять сел.
Тогда Потёмкин ступил на первую ступеньку трона и с низким поклоном подал письмо королю. Принимая его, Людовик встал с места, снял с руки перчатку, взял письмо, подержал несколько минут в руках и затем отдал одному из придворных, министру Льону. Тот оглядел печать, висевшую на привязанном к письму красном шнуре, затем развернул и подал его обратно Потёмкину, а тот Румянцеву, который и стал читать его. Король слушал чтение письма стоя и с непокрытой головой.
В письме указывалось на необходимость поддерживать мир со своими соседями, Швецией и Польшей, и предлагалась дружба французскому королю, которого царь просил каким-нибудь образом повлиять на турецкого султана, чтобы тот не предпринимал опустошительных набегов на русские пределы.